И они, извинившись, отошли в сторонку, увлеченно о чем-то беседуя.

— Не хотите мороженого? — спросил Фроловский у Веры, когда они остались одни, и было видно, что он сам этого не ожидал.

— С орехами и шоколадом, — ответила Вера, несмотря на то что одна розетка уже стояла перед ней, и изучающе посмотрела на Фроловского.

…В Шереметьеве-2 Анатолий встречал Веру с громадным букетом пурпурных роз.

— Куда это мы летим? — удивилась Вера, когда машина проскочила нужный поворот в сторону ее дома.

— Хочу показать тебе кое-что, — ухмыльнулся Анатолий.

Они подъехали к отреставрированному двух этажному особняку почти в самом центре Москвы.

— Нравится? — Анатолий полуобнял Веру за плечи.

— Ничего. — Вера невольно прильнула к нему.

— Это мой тебе свадебный подарок. — Анатолий поцеловал ее в висок: — Только не отказывайся.

— Ты серьезно?!

— Еще как. Ты же где-то должна начать свое дело.

Вера не нашла нужных слов.

— Только на свадьбу не забудь пригласить, партнер. — В глазах Анатолия бегали веселые искорки.

— Так я теперь только партнер? Да? — Вера словно старалась рассмотреть эти искорки.

— Это от тебя зависит. — И он привлек ее к себе.

В шесть утра зазвонил телефон. Вставать Турецкому не хотелось, хотя чувствовал он себя способным на такой поступок. А может, это все сон? И Качалова, и творческая мастерская — тоже сон. Ирина пихнула его в бок и сонно, но негодующе произнесла:

— Чего валяешься, как кисейная барышня? Иди!

Как и следовало ожидать, звонил Меркулов. Против обыкновения извиняться он не стал.

— Потрудись, Александр Борисович, явиться сегодня на работу к семи. Можешь перевыполнить план минут на пятнадцать.

— Почему такая спешка? Мне возвращают дело и генеральный лично желает принести извинения?

— Не паясничай. Лучше выпей кофе и приходи сразу со свежей головой. Раскачиваться и тугодумствовать некогда.

В кабинете у Меркулова в такую рань было свежо, как в хвойном лесу. Турецкий позавидовал шефу, в его берлоге свежий воздух не застаивался, вернее, как раз наоборот — застаивался.

— Есть мнение поручить тебе дело о гибели самолета, — сразу начал Костя, не давая Турецкому побалагурить.

— Что значит «есть мнение»?

— Подрастешь — поймешь. Самолет разбился в Германии, в Баварских Альпах, возле хорошо знакомого тебе Гармиш-Партенкирхена.

— А я тут при чем?

— Катастрофа произошла пять дней назад. Самолет российский, грузопассажирский, принадлежит частной авиакомпании «Глобус». Пассажиры и экипаж погибли. На месте катастрофы обнаружено около… миллиарда долларов наличными. Этот факт пока не афишируется. Авиаспециалисты работают на месте с самого начала, есть первые результаты. Кое-какие предварительные следственные действия предприняты, результата никакого, а он нужен, и срочно.

— Срочно — это когда? — съязвил Турецкий.

— Вчера, лучше позавчера, — в тон ему ответил Меркулов.

— Я, конечно, польщен оказанным доверием, особенно в свете недавних событий, — не унимался Турецкий, — но ответь мне все-таки на первый вопрос: что значит «есть мнение поручить дело мне»?

— Молодец, соображаешь, — то ли похвалил, то ли пошутил Меркулов.

— Ну, а тем не менее?

— Пришлось предпринять кое-какие шаги наверху, так сказать, удобрить почву для нужного решения.

— Удобрения органические вносил, домашние?

— Поначалу кое-кто сопротивлялся, за тобой сложилась репутация такого, знаешь, ретивого молодца, склонного делать крутые, далеко идущие выводы…

— У кого учился.

— Управляйся здесь побыстрее и прямиком в Германию — с глаз долой, подальше от начальства. Заодно встретишься со своим дражайшим Реддвеем, командировку я тебе устрою на любой разумный срок.

С новыми силами Турецкий принялся за новое дело. Настроение было преотвратнейшее, не в последнюю очередь потому, что от нового дела за версту разило новыми неприятностями. «Ладно, прорвемся как-нибудь», — работа есть работа, уговаривал себя Турецкий.

Начал он со списка пассажиров. Трое австрийских граждан, сотрудников фирмы «Swarzkopf», сопровождающие груз оленьих рогов. Очень интересно… Сели в Москве, сошли в Вене. Этих пока в сторону. Немецкий адвокат Гюнтер Бакштейн, сопровождающий дипломатический груз. Сел в Москве, погиб. Вячеслав Кривинцов и Виктор Бобрышев, граждане России, сотрудники совместной российско-украинско-немецкой фирмы «W. A. Motor», сопровождали груз технологического оборудования для планового ремонта. Сели во Львове, в Вене не сходили, тела не обнаружены. Испарились. Груз «W. A. Motor» из Москвы в Мюнхен прибыл без сопровождения. Также технологическое оборудование для планового ремонта. Дальше — еще интереснее: Кривинцов и Бобрышев — фамилии вымышленные, по указанным в документах адресам означенные граждане отродясь не проживали. Австрийские пассажиры их подробного описания дать не смогли. Один — худой и высокий, другой — маленький и толстый, оба в кожаных куртках, все. «W. A. Motor» филиалов за пределами ФРГ не имеет, мелкая фирма, всего десять сотрудников, занимается ремонтом холодильного оборудования, ни о каких грузах там — ни сном, ни духом. Реальный груз — какой-то железный хлам для маскировки, списанные емкости для химических продуктов, а в них около миллиарда долларов наличными. Миллиарда?! И будьте добры, Александр Борисович, объясните сей феномен…

Да, еще четыре члена экипажа, сотрудники фирмы «Глобус», совершавшие регулярные рейсы по маршрутам Москва — Вена, Москва — Мюнхен, Москва — Франкфурт. Командир, второй пилот, штурман и стюард — все погибли…

Окончательных данных расшифровки «черного ящика» с погибшего самолета пока не было. Комиссия сделала только предварительные выводы, причем наши настаивали на диверсии и срабатывании взрывного устройства как причине катастрофы, немецкие же специалисты выдвигали версию о непрофессиональных действиях сопровождавших груз, приведших к разгерметизации хвостового отсека за пять минут двадцать секунд до столкновения с землей, плюс перевозка не установленного взрывоопасного груза и/или багажа.

У Турецкого в глазах рябило от технических терминов, которыми до неимоверной степени было перегружено заключение экспертов. Большинства из них он не понимал либо понимал лишь в отдельности, целостная же картина никак не складывалась. Конечно, это не беллетристика, но у него возникло ощущение, что спецы все же немного перестарались, очевидно, доказывая каждый свою точку зрения, за которой скрывается определенная политическая линия. Если бы комиссия пришла к единым выводам, текст заключения был бы гораздо более читаем.

Не надеясь разобраться в технической аргументации, тем более выяснить, какая часть комиссии, русская или немецкая, более беспристрастна, Турецкий решил исходить только из известных ему фактов наземного базирования, предоставив авиаспециалистам их законное право рвать друг у друга из пасти останки погибшего самолета.