— Попробуй кровь, — предложила Тина. — Когда убиваешь дичь, надо непременно попробовать ее кровь.

Она обмакнула пальцы в рану и дала мне их облизать. Губы ее были перепачканы темной шерстячьей кровью.

— Видела бы ты свое лицо, — рассмеялся я, слизывая сладковатую жижицу.

— А ты свое!

Тина притянула меня к себе и поцеловала.

Мне тоже хотелось ее поцеловать, но едва наши губы соприкоснулись, как я тут же вспомнил про Беллу. Я представил, как она привязывает к ветке веревку из водорослей и набрасывает петлю себе на шею, одна-одинешенька в целом лесу, думая, что мне на нее наплевать. Представил, как Белла проверяет веревку, — не порвется ли, — и готовится к прыжку, зная, что ей предстоит несколько жутких мгновений, пока она не задохнется, и ничего, ничего, ничего уже больше не будет.

Я застыл. Наверно, целоваться со мной сейчас было все равно что целовать камень.

— Что с тобой?

Я ничего не сказал. Не люблю говорить о таком. Не хочу, чтобы Тина подумала, будто она мне мешает.

— Хватит валять дурака, — ответил я, стараясь стряхнуть с души холодный тяжелый камень, придавивший меня, когда я узнал о смерти Беллы, — не камень, а целая ледяная глыба. — Птицы с лисицами, того и гляди, захотят поживиться нашими шерстяками. Я присмотрю за добычей, а ты беги за Джерри. Необязательно до самых пещер: даже если ты заберешься на дерево неподалеку отсюда и крикнешь ему, он тебя обязательно услышит.

Тина посмотрела на меня и пожала плечами.

— Нам нужна глина, — напомнил я себе вслух, когда она ушла. — Чтобы вымазать изнутри яму для варки клея.

Спустя шесть-семь дней после охоты на шерстяков мы с Джерри отправились к Кому Лавы в надежде встретить кого-нибудь из Семьи. Джон придумывал, как изготовить накидки, которые не дадут замерзнуть в Снежном Мраке: обложился шкурами, вооружился ножом из зуба леопарда, веревкой из сушеных волнистых водорослей, а еще бечевками из шерстячьих кишок и жил, — и на несколько дней с головой ушел в это занятие, как только он умеет. Холодный, сосредоточенный, погруженный в свои мысли, Джон не замечал ничего вокруг, так что мы были рады смыться от него подальше.

Джефф остался помогать Джону. У него были проворные пальцы, соображал он хорошо, да и все равно не мог долго ходить.

По дороге к Кому мы с Джерри поймали несколько летучих мышей и нарвали фруктов. Мы захватили с собой угли в куске коры и развели костерок, чтобы испечь фрукты и мышей. Из чащи показались прыгуны и уставились на нас. Смешные желтые зверьки заламывали все четыре лапы, словно хотели что-то сказать, но не осмеливались. Прыгуны шевелили длинными щупальцами, нюхая воздух, и пищали. Джерри бросил им кожуру от фруктов. Зверьки выпрыгнули из леса, схватили кожуру и тут же улепетнули на безопасное расстояние. Там они принялись жевать обрезки, не спуская с нас больших плоских глаз.

— Не жалеешь, что ушел к Джону? — поинтересовалась я.

Джерри посмотрел на меня, и я обратила внимание, что глаза у него такие же большие и круглые, как у брата. Просто у Джерри это почему-то не так заметно, как у Джеффа. Наверно, потому что во взгляде Джеффа светился его чудной пытливый ум, а Джерри был заурядным новошерстком, у которого и своего мнения-то нет.

— Ни капельки, — ответил он. — Джон лучший. Он всегда знает, что делает.

— Но разве ты не скучаешь по группе, по друзьям? По…

— Да, но ведь у Джона важный план, — перебил меня Джерри, чтобы я не успела сказать «по маме». — Ради этого стоило бросить Семью.

У Джерри задрожали губы. Казалось, он вот-вот расплачется.

— С чего ты взял, что план Джона так уж важен?

— Ну ведь он…

Джерри смешался. Он не привык раздумывать о том, почему да отчего. Обычно за него думали другие.

— Семье скоро не будет хватать еды, — наконец вспомнил он, — а людей будет все больше. Так сказал Джон.

Я рассмеялась.

— А если бы Джон сказал тебе голым пойти в Снежный Мрак, ты бы пошел?

— Пошел бы! — воскликнул Джерри. — Ради Джона я готов на что угодно.

— Если это не угрожает Джеффу.

— Я никогда не обижу Джеффа, но…

Джерри осекся. До нас донеслись чьи-то голоса. Прыгуны их тоже услышали. Они не повернули головы, потому что мы были ближе, чем новые незваные гости, и звери не хотели упускать нас из виду, но щупальца у них подрагивали. Не знаю, нюхают они ими или нет, но прыгуны явно старались понять, откуда звуки и кто их издает.

Судя по голосам, люди шли в нашу сторону.

— Скорей сюда! — шепнула я Джерри.

Мы юркнули в ближайшие заросли звездоцветов.

— Дымом пахнет, — произнес глубокий мужской голос.

По голосу я узнала Диксона Синегорца, высокого жирного детину, с которым мы никогда толком и словом не перемолвились, но он был из тех выскочек, которые вечно всюду суют свой нос, говорят громко и обо всем имеют собственное мнение. Те из Синегорцев, с кем я общалась, рассказывали, что Диксон — обжора и всегда берет больше еды, чем ему положено.

— Точно, смотри, вон костер. Интересно, кто его разжег? — добавил Диксон.

— Наверно, Джон Красносвет, — ответил его спутник.

— Имена Майкла! — испуганно воскликнул третий.

— Что — имена Майкла? — усмехнулся Диксон. — Неужели ты боишься сопливого новошерстка и трех его друзей?

— Нет, но…

— Джон Красносвет! — заорал во всю глотку Диксон. — Если ты здесь, то вали подобру-поздорову из нашей долины, пока мы тебя не пришибли дубинками, как трубочника, и не придушили веревкой! Говоришь, собираешься пройти сквозь Снежный Мрак? Так мы тебя не задерживаем! А за нас не переживай. Или нырни в Проходной водопад, тебе же так этого хотелось! И ты тоже, Тина Иглодрев! И ты проваливай! И не надейся, что твои волосы-колючки и твои крошечные сиськи тебя спасут!

А ведь всего лишь несколько дней назад мы с ними были одной Семьей. И если встречались в лесу, они всегда останавливались с нами поболтать, рассказывали, где можно найти пеньковицу, расспрашивали, как дела в группе. Даже если мы не испытывали друг к другу симпатии, это не имело никакого значения. Все равно мы родственники.

— Затушите костер, — велел Диксон спутникам. — Вдруг у них больше нет углей, и теперь им придется жрать мясо сырым.

Мы услышали шуршание: троица разворошила костер ветками. Раздался вопль: кто-то наступил на горящий уголек.

— Я слышал, Красные Огни дали Джону с собой шкуры, веревки и черное стекло, — заметил кто-то. — Давайте поищем, вдруг он это спрятал где-то здесь, тогда мы все заберем.

Кажется, этот голос я тоже узнала. Мальчишку звали Гарри Синегорец: тощий новошерсток с блуждающим нервным взглядом. Вечно перескакивает с пятого на десятое, когда говорит, как будто никак не может сосредоточиться на чем-то одном. Он был всего на три-четыре бремени старше нас с Джоном. Как-то раз предложил мне переспать. Признался, что только обо мне и думает.