Посетила ли Изабелла Ланкастера, чтобы лично просить о сотрудничестве? В архивах герцогства Ланкастер сохранились три записи касательно подготовки к визиту королевы в Понтефракт. Они относятся к 1319 году, но более точно не датированы. Ланкастер постарался принять Изабеллу как полагается: стены зала украсили драпировками, на инструменты его трубачей прикрепили вымпелы, и четыре мастера потратили шесть дней, изготовляя козлы и скамьи для зала. Отсюда следует, что королева должна была приехать с большой свитой. Однако прямых указаний на то, что визит действительно состоялся, нет.

Так или иначе, но в результате вмешательства королевы 1 августа к Ланкастеру отправилась третья делегация. Изабелла, несомненно, сыграла важнейшую роль в процессе выработки соглашения, которое воплотилось в Ликском договоре (Treaty of Leake), подписанном 9 августа 1318 г; Треве (Trevet) подтверждает, что она энергично дирижировала процессом ради достижения мира. Понятно, что она тем самым, помимо прочего, защищала и собственные финансовые интересы.

Договор обязывал Эдуарда соблюдать Ордонансы и дать отставку фаворитам, но избавил его от нестерпимого подчинения Ланкастеру, которого задобрили и уговорили отойти от власти. Правда, королю отныне приходилось подчиняться целому совету во главе с Пемброком. Но Пемброк был порядочным человеком, а часть его коллег составляли люди, преданные Эдуарду. Притом король был по-прежнему полон решимости избавиться от всех ограничений своей власти и к тому же успел набраться опыта в искусстве использовать одних людей против других. Будучи его женой, Изабелла наверняка знала о подлинных чувствах и намерениях короля.

Спустя пять дней после подписания договора Эдуард встретился с Ланкастером на мосту через реку Соар близ Лоуборо[77] и разыграл сцену с поцелуем мира, даровав кузену полное прощение за все его деяния против мира в государстве; на этом действительно завершилась распря графа с Сюрреем. Хотя Ланкастер был основательно унижен, Эдуард не отказался от желания отомстить ему за смерть Гавестона, но, вероятно, как и тот, счел, что мирное урегулирование при посредстве умеренных — наилучший путь к достижению своих целей, притом, что позиция его была в тот момент слаба.

Эдуард обосновался в Йорке 28 сентября и прожил там до ноября. Изабелла пребывала в окрестностях и дважды посетила монастырь Беверли — 8 и 18 октября. Вскоре после этого пришло приятное известие о гибели Эдварда Брюса в битве при Фогарте близ Дандолка. К концу года шотландцы навсегда покинули Ирландию, и ирландский кризис пришел к концу.

Когда Парламент собрался в Йорке 28 октября, он подтвердил Ликский договор и учредил постоянно действующий совет из семнадцати членов во главе с Пемброком. Одним из советников сделали Мортимера, который к этому времени уже вернулся ко двору, в знак признательности за его большие достижения в Ирландии. Советником стал также Деспенсер-старший — ему позволили вернуться на королевскую службу, несмотря на то, что он единственный был против Ликского договора. Король обещал не предпринимать никаких действий без согласия совета, и Мортимер стал одним из его гарантов. Мортимер был также введен в комиссию, созданную Парламентом, по реформированию королевского двора; это первые случаи его действий против Эдуарда, и они указывают на то, что он теперь стал сторонником партии Пемброка.

Хьюго Деспенсер-младший тоже вошел в постоянный совет — на Парламент произвело впечатление его видимое согласие с Пемброком. Парламент также одобрил недавнее назначение младшего Деспенсера камергером королевского двора. Но на союз с Деспенсером теперь нельзя было рассчитывать: д'Амори убрали с дороги, и младший Хьюго быстро занял его место, переключив на себя доверие и привязанность короля. Назначение Деспенсера на влиятельную должность камергера стало началом его пресловутого правления в качества фаворита. Ряд документов о пожалованиях земель и разных благ свидетельствует о возрастающем уважении короля к нему. Являясь человеком намного более способным чем Гавестон, алчный и честолюбивый Деспенсер оказался значительно опаснее во всех отношениях и представлял более серьезную угрозу баронам, которые со временем стали его бояться.

Став камергером, Деспенсер получил право окончательного решения, кого допускать пред очи венценосного хозяина, и, соответственно, стал контролировать систему покровительства. Таким образом, он мог легко оказывать давление и вымогать огромные взятки. Вскоре возникло подозрение, что он устраняет всякое иное влияние на короля, включая влияние Пемброка, и шепотом поговаривали, что он водит Эдуарда, «как котенка за соломинкой».

И все-таки на этой стадии нет доказательств ни того, что Изабелла рассматривала Деспенсера как соперника, ни каких-либо трений или напряжения между ними, хотя Изабелла, конечно, не могла приветствовать растущее воздействие Хьюго на ее мужа. Даже если королева пока не осознавала этого, Деспенсер, в силу своего особого статуса, уже представлял собой угрозу ее положению и ее влиянию.

Хотя Фруассар безапелляционно утверждает, что Деспенсер «был содомитом и даже, как говорили, сходился с королем», каких-либо иных прямых свидетельств о гомосексуальном характере отношений Эдуарда и Хьюго нет. Тем не менее косвенные доказательства показывают, что это весьма вероятно, иначе Деспенсер вряд ли сумел бы добиться такого гипнотического влияния на Эдуарда. И в 1321 году Пемброк вынужден был предупредить короля, «что разобьется о скалы тот, кто любит другого больше, чем себя». Понятно, что это утверждение относилось не к Изабелле.

Деспенсер-старший извлек большие выгоды из взлета своего сына и достиг теперь наивысшего в его карьере политического влияния. Объединившись, используя положение сына как рычаг, Деспенсеры мало-помалу возобладали над королем. Они нанимали и увольняли служащих по своему усмотрению, а их алчность вскоре вошла в поговорку. Любой, кто чем-либо не угодил им или обладал предметом их вожделений, мог ожидать, что его посадят в тюрьму или лишат имущества.

Парламент в Йорке занимался также спорным вопросом о восстановлении королевских пожалований, но первоначальными разумными требованиями Ланкастера пренебрегли и в конечном счете урезали владения всего лишь одного йомена на службе у королевы. Ланкастер в Парламенте занимался только одним: настаивал на своем праве, в качестве наследственного наместника Англии, назначить нового камергера двора вместо Уильяма Монтегю, которому дали должность в Гаскони. Показательно, как низко пал прежде столь могущественный граф — Парламент не дал своего согласия и, к великой ярости Ланкастера, одобрил предложенное королем назначение Бэдлсмира, когда-то бывшего сторонником Ланкастера; с того момента между Ланкастером и Бэдлсмиром возникла вражда.