Раз в часть собирается секретарь ЦК – значит, в его свиту войдут и министр обороны, и начальник Генштаба, и начальник ГРУ, и десяток начальников рангом поменьше... Уровень контроля резко повышается: ожидалось, что руководить инспектированием будет замначштаба главка спецназа полковник Бураков. И в этом случае от выводов комиссии зависело очень многое, но между проверкой и принятием командных решений должно было пройти несколько дней, а то и неделя – можно попытаться сгладить неприятные впечатления, как-то оправдаться, смягчить готовящийся приказ...

Но когда инспектируют маршалы и генералы армии, то все происходит немедленно: можно тут же, на месте, получить награду, внеочередное звание, перспективную должность или, наоборот, – потерять все и вылететь без пенсии на гражданку, как вылетает из теплой и сытой кухни нашкодивший кот, попавшийся хозяйке под горячую руку. Только коту проще – хозяйка остынет и позовет обратно, а разжалованные командиры никому не нужны, и их никуда не зовут...

– С ним Бахрушин приедет и все остальные, – деликатно повторил Чучканов. – Могут таких дров наломать!

– Так ты все проверь, как следует! – вскинулся Раскатов. – Кто отвечает за боевую подготовку? Вот и давай! Там эти... Трынин и второй... Жаловались, что «Дождь» из-за неправильного применения сильно рассеивается. Разберись, может, подкрутить надо, подрегулировать, прицелы выставить!

Остряки в штабе бригады шутили, что если комдив захочет трахнуть бабу, то он поручит это Чучканову. И со смехом добавляли, что тот, в свою очередь, перепоручит задание Шарову. И действительно, в боевой работе разведчика майор был самым компетентным – все приказы по боевой подготовке готовились им, ухудшались и оглуплялись Чучкановым, после чего подписывались Раскатовым.

– Корректировщиков пошлем, все будет нормально! – деловито сказал Чучканов, и комбриг удовлетворенно кивнул. Частности его, как всегда, не интересовали.

– И еще...

Выпятив нижнюю губу. Раскатов осмотрел присыпанный перхотью мундир и недовольно отряхнулся.

– Грибачев требует борьбы с недостатками. Если все хорошо, кругом тишь да гладь, считает – очковтирательство! Правильно считает, между прочим... Так что надо показать недостатки и борьбу с ними. Подготовьте с Семеновым дело на какого-нибудь разгильдяя... Небось есть такие, что под трибунал просятся?

Чучканов кивнул.

– Помните немца, мы ему фамилию поменяли? Волков... Как волка ни корми... Сержанту зубы выбил, запугал, тот сказал – с лестницы упал...

– Мелковато... – с сомнением сказал генерал. – Вот Семенов докладывал про сержанта Шмелева – анашу курит, над солдатами издевается, бьет, панические слухи распускает, подрывает боевой дух. Это поопасней... И политически выигрышней: сержант, как ни крути, – младший командир!

Замкомбрига кивнул:

– Можно двоих оформить.

Раскатов нахмурился и покачал головой:

– Это уже будет перебор. Слишком хорошо – тоже плохо. Скажут – никакой дисциплины в бригаде, сплошное разложение. Единичный случай – это одно, а ряд фактов – совсем другое!

– Этот Волков, он еще патроны автоматные украл. Пока, правда, прямых доказательств нет, но Семенов подработает...

– Патроны – это серьезно... Видишь, Чучканов, что у тебя творится? А ты в Академию Генштаба просишься, генералом хочешь быть... До генерала надо шагать и шагать, прыгать и прыгать, пока ноги до колен не сотрутся!

Это входило в манеру комбрига – унижать замов, чтобы знали свой шесток и не заглядывались на местечко повыше. А в отношения между ним и Чучкановым вплеталась еще одна саднящая нотка, которая в разговорах не затрагивалась, но всегда незримо присутствовала, добавляя напряжения и нервозности.

– А ты в позу становишься насчет цветов! Я без всякой задней мысли учительнице нашей школы хочу приятное сделать, а ты гримасы корчишь!

– Это не имеет отношения к службе! – набычился полковник. Лицо его покрылось красными пятнами, и взгляд стал тяжелым и угрожающим. Впрочем, он быстро отвел его в сторону.

– Ладно, иди готовься к проверке! По результатам посмотрим – в академию тебе ехать или еще куда...

Вернувшись в свой кабинет, Чучканов промокнул вспотевшее лицо, из шкафа с обмундированием достал походную флягу разведчика, отвинтил пятидесятиграммовый колпачок, наполнил его светло-янтарной жидкостью и быстро выпил. Повторив процедуру четыре раза подряд, он обрел утраченное равновесие и, подняв трубку селекторной связи, соединился с Шаровым.

– «Дождь» будем наводить корректировщиком.

– А кто пойдет? – после паузы спросил майор. – Дело-то рисковое... Очень рисковое!

– Твой крестник – Волков из второго взвода первой роты. Ты же его привез сюда! А он таких дров наломал... После учений под трибунал загремит!

– Это лучше, чем под «Дождь», – произнес Шаров. – Трибунал в дисбат отправляет, а «Дождь» – на тот свет.

– Ничего, окопается, пересидит, – Чучканов раздраженно повысил голос. И рявкнул: – Ты меня понял?!

– Так точно! – отозвался майор Шаров. Закончив разговор, Чучканов позвонил Семенову.

– Прижмите Чувака, пусть даст официальные показания на Вольфа. И раскрутите факт кражи патронов. Эта дело – показатель нашей с вами работы по борьбе с нарушениями законности!

Потом подошел к окну и долго смотрел на территорию военного городка. Лицо его раскраснелось и покрылось каплями пота – не то от пережитого унижения, не то от выпитого коньяка.

– Что ж ты, гад, Элеоноре, Вере или своей корове букеты не передаешь... Ничего, придет время, расквитаемся! – тихо процедил полковник сквозь стиснутые зубы. Ни имени, ни фамилии он при этом не назвал. Если бы даже кабинет прослушивался, определить адресата угрозы особистам бы не удалось.

– Давай... Давай... Быстрее... Ой! Ой-ой!! Ой-ой-ой!!!

Нагнувшись, Вольф рукой накрыл приоткрытый кусающийся рот.

– Тише, сейчас сюда весь городок сбежится...

– У, у, уэ – теперь стоны звучали приглушенно, влажный горячий язык лизал середину ладони – ранее неизвестная ласка вызвала острый прилив приятного возбуждения, оно пробежало по нервам, как огонь по бикфордову шнуру – взрыв! Вольф тоже застонал, тяжело шагнул назад, с трудом перевел дух... Ноги дрожали, как после затяжного прыжка. Но ощущения в душе были совсем другими.

Все переживания последних дней исчезли без следа, он находился в сказочном хрустальном чертоге счастья и мог силой волшебства устроить все в мире так, как хотел. В темноте матово белели крупные Софьины ягодицы и слегка раздвинутые ноги, перечеркнутые на уровне колен растянутыми черными трусиками. Сквозь необыкновенную тишину сказки доносилось ее тяжелое неровное дыхание.

– Я чуть не умерла...

Софья выпрямилась, извиваясь, втиснулась в узкие трусики, одернула полы халата. Постепенно она приходила в себя.