Нормативы штабов армий НАТО исходят из такого же соотношения, потому отчаянный головорез-рейнджер или не знающий преград «морской котик» мог противостоять Шмелю, или Кире, или Картохе, мог победить, а мог проиграть, но только один на один. Вольф прослужил полгода, отчаянность и боксерские навыки могли компенсировать остальные полтора. Но все равно – против восьмерых у него не было никаких шансов.

– Иди сюда, салага! – грубо приказал Шмель. – Вы с дружком потому такие борзые, что «стариковскую» присягу не приняли. Сейчас мы это исправим...

«Старые» правильно все рассчитали: подловить их по одному. Но что делает Серж столько времени у Софьи?

Картоха рассмеялся. Дрын выразительно покрутил ремнем.

Какие удивительные у Софьи ноги... Чище и мягче, чем руки у других женщин...

– Становись на колени и на коленях ползи! – взвинченно крикнул Енот, ощеривая редкие зубы.

Гадюка была не очень активной – видно, помяли, когда ловили. Преодолевая брезгливость, Вольф сквозь скользкий пластик ухватил ее за шею, осторожно развернул пакет и намертво зажал наполненное черной ненавистью и смертельным ядом существо чуть пониже головы. Жесткое кольцо из большого и указательного пальцев сжимало холодное упругое тело, как боевой нож при прямом хвате. Но вместо клинка из кулака торчала отвратительная голова со злыми беспощадными глазами и приоткрытым щелеобразным ртом, то и дело выстреливающим в невидимую мишень длинный раздвоенный язык. Бешено забился серый, чернеющий к острому концу хвост, и Вольф поспешно перехватил его другой рукой: стоило гадине найти опору – и она вмиг вырвет голову и нанесет смертельный удар.

– Чо ты делаешь? – тоном ниже спросил Енот. – Гля, чо он делает?..

Осторожно повернувшись, Вольф медленно пошел к выходу. Неосведомленному зрителю могло показаться, что он растягивает перед собой обычный атрибут разведчика – нейлоновый шнур, которым можно защищаться от ударов, делать захваты, связывать или душить врага. Только этот шнур бился, выгибался волнами и неистово рвался из рук.

«Старики» по-прежнему перегораживали проход, но по мере приближения Вольфа боевой пыл их явно угасал.

– Кончай, убери змею! – напряженно сказал Шмель и попятился.

Вольф подошел вплотную.

– Убери, хуже будет! – выругался Киря. – Ну-ка, Дрын, дай ремень...

Вольф поднял руки на уровень лица, по-звериному оскалился и вдруг, неожиданно для всех, а может, и для самого себя, впился зубами в темно-серое туловище. Чешуйчатая кожа упруго пружинила, но мощные челюсти сомкнулись, словно кусачки для колючей проволоки, тепловатыми струйками брызнула кровь, и острые зубы выхватили кусок змеиного бока.

– Тьфу! – мотнув головой, Вольф плюнул. Черный сгусток гадючей крови разбрызгался уродливыми кляксами на голой груди Кири, а сочащийся серо-черный шматок шлепнулся Шмелю в лицо, испачкав щеку. Тело гадюки конвульсивно забилось, острый хвост вырвался из вспотевшей ладони, и, чтобы не дать ему найти опору, Вольф принялся отчаянно размахивать рукой.

Отвратительный хлыст, извиваясь в воздухе, мотался из стороны в сторону, задев по шее Шмеля и хлестко перетянув Дрына поперек лица. Это стало последней каплей, переполнившей чашу.

С нечленораздельным криком Дрын, чуть не сбив с ног Картоху, бросился назад, отчаянно матерясь, рванулись к двери Шмель и Киря, за ними в панике побежали остальные.

Размахивающий гадюкой Вольф вышел следом, с силой шмякнул извивающееся тело о бетонную дорожку и растоптал подкованными каблуками тяжелых десантных сапог. Потом неподвижно замер. Бледное лицо его напряженно застыло, глаза остекленели, от краешков губ текла по подбородку черная змеиная кровь.

В отдалении Киря, обдирая кожу, нервозно тер песком грудь, но черные брызги не стирались. Вокруг ошарашенно стояли другие «старики», с ужасом глядя на Вольфа, как будто он сам у них на глазах превратился в змею. Внезапно Шмель издал утробный звук и, прижимая к лицу ладонь, прыгнул в кусты.

Вольф находился в каком-то ступоре. Он лихорадочно втягивал в грудь свежий воздух, но легкие никак не могли насытиться, сердце билось так, что готово было разорваться, пульсирующая в висках кровь распирала череп, все тело била крупная дрожь.

– Ты что, Волков? Что с тобой? – как сквозь вату донесся голос старшины. Заскорузлая ладонь помахала перед остекленевшими глазами.

– Эй, да ты в отключке... А ну пошли!

В своей каптерке Рогаль достал початую бутылку водки, плеснул в стакан, но Вольф молча покачал головой. Он чувствовал, что стоит разомкнуть плотно сжатые зубы, как во рту появится ощущение чешуйчатого бока и его вывернет наизнанку.

Старшина пошарил в столе и нашел шприц-тюбик «Антистресс», который вместе с «Обезболивателем» и стимулятором «Озверин» входили в комплект разведчика, чтобы тот мог в любой ситуации выполнить поставленную задачу до конца и только потом потерять сознание или умереть.

Тонкая игла легко кольнула в плечо, и тут же от нее разбежалось в стороны блаженное тепло, несущее покой и расслабление. Тело перестало дрожать, легкие наконец наполнились живительным кислородом, пульс пришел в норму.

Вольф глубоко вздохнул и окончательно пришел в себя.

– Хоть рот водкой прополощи, – посоветовал Рогаль. – Да лицо оботри. Чего это все сразу на тебя ополчились? И Семенов и ребята?

– Не знаю, – ответил Вольф и взял стакан.

Старшина вздохнул и отхлебнул прямо из горлышка.

– Видать, провинился. Или хотят сделать из тебя виноватого... Ладно, давай на ужин, все уже пошли. Опоздаешь – ничего не останется.

Действительно, возле казармы никого не было. Раздавленная змея валялась на прежнем месте и еще шевелилась. Ее вид не произвел на Вольфа никакого впечатления, как будто все, связанное с гадюкой, происходило не с ним, а с кем-то другим. Только вспомнилось предостережение майора Шарова: «Отрубленная голова живет десять часов и все это время способна укусить...»

Есть не хотелось, но Вольф все же побрел в столовую. Солдатская мудрость проста: есть возможность – хавай потом никто не накормит.

Когда он появился, разговоры за столом смолкли. Пяткин и Иванников подвинулись, давая ему возможность сесть, причем сделали это как-то нервозно, оставив между собой и им необычно большие промежутки. Масло, хлеб ячменная каша, чай... Каша подгорела, и Вольф ел ее с принуждением. Но участвовавшим в конфликте «старикам» его появление начисто отбило аппетит: Киря и Шмель поспешно вскочили из-за соседнего стола и, подавляя рвотные спазмы, поспешили к выходу. Место Сержа пустовало. Это, как ни странно, немного успокоило его: сейчас тот никак не мог находиться у Софьи Васильевны: самолет приземлился полчаса назад, и сейчас Чучканов уже дома. Значит, Серж мог все это время болтаться в любом месте, куда обычно направляются самовольщики: в поселке, подсобном хозяйстве, чайхане возле базарчика...

Но когда он вышел на улицу, оказалось, что Серж сидит на скамейке рядом со столовой.