– Вот возьмите, милые! – она протягивала им прозрачный пакетик с пирожками. Кушайте, кушайте, только не стреляйте.

Людская масса понесла Макса дальше. Он видел, как вокруг ещё совсем юного солдатика в нелепо седевшей каске и с глазами полными слёз толпилось несколько женщин:

– Сыночек, в своих стрелять, да ещё безоружных. Преступник, кто отдаёт такие приказы!

– Не было нам никакого приказа, – синими губами лепетал солдат.

– Мы матери, наши сыновья в Афгане погибли! Мы не хотим, чтобы чьи-то сыны погибали, да ещё на своей Родине! Не стреляйте ради своих матерей!

Вдруг Макс почувствовал сильное головокружение и тошноту. Всё поплыло перед глазами. С трудом вырвавшись из людского потока, он опомнился в каком-то переулке. Прислонившись к стене дома, почувствовал, как сердце сжалось от боли. Он стиснул виски руками и закрыл глаза. Голова гудела и кружилась.

– Молодой человек, вам плохо? Господи, что делается? Неужели стрелять по людям будут?! Давайте я вас проведу, – женщина средних лет, потащила его вглубь переулка. Достав из сумочки таблетку валидола, остановилась и с силой нажала рукой на щёки Максима, так, что он непроизвольно открыл рот:

– Под язык положите, сейчас легче станет. До метро довести вас? Недалеко «Кропоткинская». Смотрите, идите переулками. Там впереди оцепление. Дожили, доперестроились, держитесь, молодой человек!

Женщина скрылась также неожиданно, как и появилась. Он постоял ещё некоторое время, прислонившись к прохладной стене дома. Придя в себя, медленно пошёл по пустынной улице.

В метро почти никто не входил, но на выходе было столпотворение, шум. Кто-то с кем-то начал драться. Тут же подбежали молоденькие милиционеры, пытавшиеся растолкать участников драки. На них кинулось несколько человек из толпы. Максим быстро вбежал в метро.

– Нет, не могу я здесь больше! Я больше не выдержу! Надо ехать в Варшаву, отойти от всего. Здесь я подохну, от этих бандитских рож, от нищеты, от несправедливости. Всё не могу!

Через несколько часов, купив билет у спекулянтов втридорога на проходящий через Варшаву берлинский состав, он немного успокоился. Несмотря на переполненные вагоны, ему удалось договориться с проводницей из вагона СВ на свободное купе. Средних лет проводница открыла двери купе.

– Только смотри, если нагрянут проверяющие, ты покажи свой билет. Скажешь в ресторан шёл. Договорились? А уж в Бресте на свои места иди ладно? А то пограничники, сам знаешь, придираются.

– Не переживайте, договорились, – ответил Максим, передавая купюры довольной проводнице. Небрежно бросив спортивную сумку на полку, он устало примостился у окошка.

– А чего в купе ехать не захотел? Шумно? – поинтересовалась проводница.

– Хочется одиночества и тишины, – без энтузиазма продолжить беседу, ответил Максим.

– Насчёт тишины сегодня, сомневаюсь. В соседнем купе женщина с ребёнком. Тоже два места купили. Откуда у людей деньги такие? Ладно, мне без разницы. Если что надо скажи. Слушай, что творится в Москве?! А люди-то повалили из России, боятся, что прежние времена вернутся, хотя эти новые перемены не слаще для простых людей. Ну ладно, дорогой, отдыхай.

Одобрительно махнув головой ей в ответ, Максим посмотрел в окно отходившего поезда. Состав со скрежетом дёрнулся несколько раз и за окошком, завешанным белой накрахмаленной шторкой стал медленно исчезать и шумный перрон, и провожающие, стоящие под противным мелким нудным дождиком, на лицах, которых можно было прочесть ожидание конца суетливой процедуры прощания.

Максим раньше выезжая из Москвы в Новочеркасск, любил наблюдать через вагонное окошко за провожающими и уезжающими. Почему-то последние минуты до отправления всегда тянутся и кажутся бесконечными. Уже успели занести в купе свои вещи первыми и распихать по всем местам, чтобы соседи «не дай Бог» не поставили свой чемодан под твою полку. И посидеть удалось «на дорожку». И нацеловались на прощание, наговорив друг – другу всяких дежурных фраз типа, ну теперь вы к нам или как жаль, что вы уезжаете, могли бы ещё погостить. И эти слова покажутся такими вдохновлёнными, что кажется, гости сейчас подхватят в охапку свои бесчисленные коробки, сумки и выпрыгнут с тронувшегося состава, чтобы угодить гостеприимным хозяевам и вернуться, и ещё пожить недельку – другую «в тесноте да не в обиде». Но не тут-то было! Провожающие, дабы гости не передумали уезжать, последний раз поцеловавшись с уезжающими, быстренько выскакивают с душного вагона на перрон. Они ещё стоят около получаса перед окнами вагона, бессмысленно махая и что-то беззвучно говоря своим уезжающим гостям.

Но вот поезд тронулся и недавно долгожданные гости двинулись в одну сторону нашей необъятной Родины, а их гостеприимные хозяева в противоположную. Каждый со своими усталыми мыслями. Одни думают, как удалась поездка и как здорово их принимали, но уж быстрее бы попасть домой. За две недели столько успели сделать, устали от бесконечных очередей и беготни по магазинам. Какие молодцы эти земляки! Москва их совсем не испортила. Но «в гостях хорошо, а дома лучше». А москвичи, устало разбредаются по метро, с одной только мыслю, у кого можно завтра перехватить деньжат до аванса. А ещё, быстрее бы приехать домой, убраться после шумных гостей и наконец, попасть в свою постель. Надоели эти законы гостеприимства – лучшее место гостю. Выспаться бы и не готовить, хотя бы недельку. Одно удовольствие от гостей – навспоминались, наговорились вдоволь! И то ладно.

Дверь в купе приоткрылась.

– Ну что, устроился? Вот и хорошо. Позже чайку принести? Или что покрепче хочешь? Сказать когда ресторан откроют? – спросила услужливая проводница.

– Скажите, – задумчиво ответил Макс, – впрочем, сюда можете принести, идти что-то в лом? Я отблагодарю.

– Естественно. Я имею виду, отблагодаришь естественно, – смехом сказала проводница и закрыла дверь купе.

И только когда состав набрал скорость, ему стало намного легче. Он лёг на полку и провалился в тревожный сон.

И вот теперь Максим возвращается в Россию. После всего пережитого, он не был на Родине два года. За это время боль от смерти дяди и Лены немного утихла. Но мучили сны. Иногда он просыпался среди ночи весь в поту. Всё чаще во снах к нему приходила мама, всё настойчивей она просила найти Катюшу.

Жаль, что в «Полонезе», вагоны не такие, как в российских составах. Российские купе шире, просторнее. Да, какая разница, какой поезд, вагон. Главное он едет в Россию с одной единственной целью – найти сестру и её сына Васю. Без них он не вернётся.

– Доброе утро, – обратился Максим к девушке стоящей у окна, пока пограничники проверяли его и её купе.

– Доброе, а вы русский? Я думала поляк. Вы в гости или по работе?

– Не то и не другое. По личным обстоятельствам. Не был в России более двух лет, – грустно ответил Макс.

– Два года? Получается, вы были в России в 1991 году?