Сравнение Рамакришны было встречено громким хохотом, так что обоим лидерам осталось только публично примириться. Тем не менее, как Рамакришна и намекал, «призраки» Кешаба и «обезьяны» Виджая не успокоились и продолжали грызню.

Публичная перебранка, вызванная предложением махараджи Куч-Бехара, хоть в одном принесла пользу: Кешабу опротивела жизнь на людях, он отвернулся от тщеты общественного мнения. Под влиянием Рамакришны он стал совершать многие обряды и символические акты богопочитания, которые прежде казались ему бессмысленными, – подношения богам, омовения в освященной воде, бритье головы, ношение одежд цвета охры. За два года Кешаб Сен сформулировал принципы своей новой веры, которую начал проповедовать под названием «Новое произволение». В основе новая вера была изложением учения Рамакришны – как его понимал Кешаб, насколько он был в состоянии понять. Больше всего Кешаба привлекала универсальность учения Рамакришны, и в особенности то, что в видении к тому являлся Иисус из Назарета. Главным же было другое – он рассматривал Рамакришну как живое воплощение новой веры. Приезжая в Дакшинешвар, Кешаб падал в ноги Рамакришны, символически брал прах от его ног и восклицал: победа «Новому произволению»! Победа «Новому произволению»! Именно усилиями Кешаба распространилась известность Рамакришны в Калькутте.

Рамакришна радовался духовному росту Кешаба. Он теперь часто приходил без предупреждения на заседания Брахмо самаджа и присоединялся к верующим, когда они пели религиозные песнопения. Довольно скоро члены Брахмо самаджа стали истолковывать его приходы как знак того, что он является исключительной собственностью общества и всецело поддерживает религиозную доктрину самаджа.

Понять, что поглощенность Рамакришны Богом неодолимо тянет его к любой форме богопочитания, они, конечно, не могли.

Рамакришна же старался отвлечь членов Брахмо самад-жа от их избыточной заинтересованности в социальном реформаторстве и обратить их умы к медитации и стремлению познать Бога. Но, зная человеческую натуру, он не ожидал от них уж очень многого.

– Я сказал вам только то, что пришло мне на ум, – снова и снова твердил он. – Возьмите из этого столько, сколько желаете. Можете оставить голову и хвост.

Позднее он рассказывал своим ученикам о Брахмо самад-же:

– Я пришел в дом Кешаба и стал смотреть, как они молятся. Один оратор долго восхвалял величие Бога, а потом сказал: теперь давайте медитировать. Мне было интересно узнать, как они будут медитировать. Но что ты будешь делать, они и двух минут не просидели с закрытыми глазами, и все было закончено! Ну можно ли приблизиться к Богу такой медитацией? А пока они сидели с закрытыми глазами, я наблюдал за их лицами. Потом я сказал Кешабу: «Знаешь, на что это было похоже? Иногда стаи обезьян замирают и смирно сидят под деревьями в Дакшинешваре, сидят с таким невинным видом, прямо как благовоспитанные люди. Но это не так. Они сидят и представляют себе тыквы и кабачки, которые люди выращивают у домов, сады, где столько бананов и прочих фруктов. Представят себе – и срываются с места, чтобы с криками набить всем этим животы. Я смотрел и видел, что многие именно так и медитируют…» Они очень смеялись, когда я им это сказал.

Рамакришна пытался исправить и представления членов Брахмо самаджа о том, каким должно быть богопочитание. Он спрашивал:

– Почему вы столько говорите о различных способностях Бога? Разве ребенок, сидя рядом с отцом, думает все время о том, сколько у отца коней, коров, домов и земли? Разве он не просто радуется тому, что так сильно любит отца, а отец гак сильно любит его? Отец кормит и одевает ребенка – почему же не сделает это Бог? В конце концов, мы же все его дети. Если он о нас заботится, то что в этом особенного? Почему же нужно все время об этом рассуждать, человек,

преданный Богу, должен с помощью любви сделать Бога частицей себя. Он просит – он настаивает, чтобы Бог ответил на его молитвы и раскрыл ему себя. А если вы так много толкуете о силе и способностях Бога, то думать о нем как о существе близком вам и дорогом вы уже не в состоянии. Значит, и требовать вы у него ничего не можете. Мысли о величии Бога отдаляют его от человека, который к нему устремлен. Думайте о нем как о родном и близком. Только так и можно его познать.

Рамакришне в значительной степени удалось излечить членов Брахмо самаджа от безосновательного страха перед идолопоклонством, который исходил из их представления, что Бог не может иметь формы. По крайней мере, кое-кто из них пришел к пониманию того, что имел в виду Рамакришна, говоря:

– Не выставляйте Богу ограничений! Ибо Бог и имеет форму, и не имеет ее.

Сам Рамакришна реформатором не был, он не тревожился по поводу воздействия западной культуры на Индию – он веровал, что ничего не может произойти и не произойдет, если нет на то воли Божественной Матери. Однако Брахмо самаджу и другим движениям сходного характера было суждено – как мы увидим – оказать серьезное влияние как непосредственно, так и опосредованно на учеников Рамакришны, а через них и на Миссию, которая носит его имя.

Мы видели, что Рамакришна не возлагал особых надежд на членов Брахмо самаджа; идеи, которыми они уже прониклись, лишили их способности радикально менять образ жизни и точку зрения. Соприкосновение с ними оставило Рамакришну в еще большей тоске по истинным ученикам – желательно молодым, – готовым отказаться ото всех мирских желаний и безоглядно последовать за ним. Других, по его словам, так же можно было научить истинной духовности, как старого попугая говорить.

Он вспоминал:

– В те дни я только об учениках и мечтал. На людях я еще кое-как сдерживался, хотя болтовня погруженных в одно мирское становилась мукой для меня. Я мечтал о том времени, когда ко мне придут мои возлюбленные спутники, представляя себе, с каким облегчением буду свободно и открыто говорить с ними о моем духовном опыте. Что бы ни происходило вокруг, все заставляло меня думать об учениках, ничего другого у меня просто в мыслях не было! Я строил планы, что скажу одному, что сделаю для другого. Когда же наступал вечер, я совсем терял терпение: еще один день прошел, а учеников все нет! Начиналось вечернее бого-почитание, в храмах звенели колокольчики, гудели раковины, а я поднимался на крышу Кутхи и в тоске кричал во весь голос: «Приходите же, мальчики! Где же вы все? Я больше не могу без вас! Мать так не тоскует по ребенку, друзья так не рвутся друг к другу, влюбленный так не томится без любимой, как я без учеников». Описать вам не могу, что это было! Но вскоре они начали появляться.

На самом деле, именно Брахмо самадж дал Рамакришне нескольких учеников-монахов, а также учеников, которые монахами не стали. Влияние Брахмо самаджа было и положительным и отрицательным – одни приходили к Рамакришне, потому что постоянно слышали о его величии от Кешаба и читали об этом в его статьях. Но были другие – их привело к Рамакришне разочарование в Брахмо самадже и надежда на духовное поучение.

Рам Чандра Датта и его двоюродный брат Маномохан Митра прочитали о Рамакришне в «Сулабх самачар» – газете, издававшейся Кешабом. Рам Чандра был врачом и работал в калькуттском медицинском колледже. Маномохан был бизнесменом. Оба были агностиками с сильным тяготением к чистому атеизму, но отсутствие веры привело братьев не к удовлетворенности, а к душевному непокою и, что было неплохо, к интеллектуальной любознательности. Вот почему им захотелось съездить в Дакшинешвар, своими глазами посмотреть, что собой представляет Кешабов святой. Дело было в конце 1879 года.