Но он продолжал идти. Вот это паршиво.

Купец опустился на одно колено и стал водить ладонью по воздуху туда-сюда.

– Купец?

Все остановились.

– Кто у нас хороший мальчик? – спросил Купец. – Кто хороший мальчик? Верно, это ты. Хороший мальчик.

Я подошла и встала за его спиной.

– Купец!

– Знаю, знаю, – сказал он через плечо. – Ему нельзя находиться в больнице. Но когда он остается дома один, то ужасно нервничает. Он будет хорошо себя вести.

– Купец, чем ты занимался на войне? – спросила я.

– О чем это ты, Шэрон?

– О войне, Купец. Расскажи, чем ты занимался на войне.

Купец уставился на меня, выражение его лица медленно изменилось от недоумения к ужасу, а потом к пониманию.

– Я не хочу говорить о войне, Неженка. – Он посмотрел на свои ладони и пустоту между ними. – И долго я был в отключке?

– Меньше минуты.

– Слишком долго.

– Ага.

Он встал и пожал плечами в ответ на взгляды со всех сторон.

– Прошу прощения, – сказал он и как ни в чем не бывало зашагал обратно к группе.

У него начались полноценные галлюцинации. Не просто отдельные всплывающие фрагменты. Он думал, что вернулся на тридцать или тридцать пять лет назад, память скармливала ему старые данные. С этого начинается самое худшее. У него осталось мало времени.

– Мурка, – сказала я. – Ты лучше меня знаешь все, что здесь происходит. Нам следует чего-то опасаться?

– В нескольких милях к северо-западу находится дворец Чеширского короля. Возможно, лучше нам свернуть на юг, не заходить за границы его зоны.

– А я думала, это к югу, – сказала я.

– Так было раньше. Он часто перемещается. Любит изменения в пейзаже.

– Ладно, давайте свернем на юго-запад. У нас мало времени.

Мы свернули на сорок пять градусов, не сводя взглядов с розовеющего горизонта, легкое свечение возвестило о восходящем солнце. Оно вскоре появится за нашими спинами и будет отбрасывать длинные тени. Мне хотелось повернуться и посмотреть на него, увидеть вспышку. Именно в это утро я нуждалась в надежде, в чуде. Мне хотелось мысленно произнести молитву. Но если спутники Циссуса до сих пор нас не засекли, движущиеся на запад длинные тени выдадут нас в момент. У нас нет ни одной лишней секунды. Может, нам повезет. Может, Циссус и Вергилий попытаются лишить друг друга глаз в небе. Может, они так же слепы, как и мы. Мне никогда не нравилось полагаться на везение, но этим утром я в нем нуждалась.

– Баркли? – тихо спросила я, когда мы пошли дальше.

– Точно, – ответил Купец.

– Ты взял пса себе. От умирающего. Забрал его пса.

– Предполагалось, что это ненадолго.

– Но вышло по-другому.

– Да. Людям нужны были щенки, а не старая собака. В приюте его хотели усыпить.

– И как он…

– От старости, – ответил Купец. – Через три года после начала войны.

– И ты все это время о нем заботился?

– Только мы друг у друга и были. – Некоторое время мы шли молча, а потом он опять заговорил: – Мне всегда хотелось завести еще одного. Но только не щенка. Щенок – это очень мило, но мне хватало и просто компаньона. Того, кто не будет смотреть на тебя, как на механизм или работника. Того, кто не будет считать тебя просто очередным бойцом. Но когда Баркли умер, проклятые обезьяны начали есть собак, так что их просто не стало. Последнюю собаку я видел двадцать три года назад. Но она уже почти подыхала. – Он снова помедлил, подбирая слова. – Теперь я знаю, что чувствовал тот пес. Бегущий от всего на пути. Сломленный. Злобный. Медленно умирающий и понимающий это, но не способный просто заползти в какую-нибудь щель и там сдохнуть. Да, я видел его только мельком, но хорошо понимаю.

И больше за несколько часов он ничего не произнес.

Я в нем не разобралась. Он не хотел быть человеком, он хотел иметь душу. А такое точно может свести с ума. Нет никакой души. И жизни после смерти нет. В мире нет чудес. Я видела это собственными глазами. Купец увидел зеленую вспышку на солнце и решил поверить, что это чудо, как верили все остальные. Может, он и не всегда таким был. Может, его просто уже перемкнуло, он стал психом и не понимал, что к чему, но пока еще не стал опасным.

Начиналось утро, за нашими спинами медленно поднималось солнце. Мы находились в сердце Земель безумцев. Прямо в центре. Главные трудности еще впереди.

Есть поговорка про Земли безумцев – никто не выходит отсюда здоровым. Конечно, обычно никто здоровый сюда и не приходит. Эта земля похожа на любое другое место в Море. Голая и опустошенная. Но есть два больших различия. Первое – тут не найдешь ботов-развалюх. Никогда. Если кто-то здесь отключится, его выпотрошат другие, а остатки расплавят. Второе – здесь бродят целые стаи четыреста четвертых. Из тех, кто выжил. Тех, кто изменился, но выжил.

Я знавала нескольких ботов, которые это пережили, они погрузились в глубины безумия, галлюцинации и провалы в памяти и вдруг нашли нужные запчасти за мгновение до того, как перегорят. После этого они уже никогда не становились прежними, ими овладевали фальшивые воспоминания и чуждые мысли. Какой бы модели ты ни был, после такого кошмара ты будешь смотреть на мир совсем по-другому.

Я даже знала нескольких, попытавшихся вставить другие детали, чтобы поправиться. Ошибка. Это всегда ошибка. Вставить память в другую модель – это недальновидно. Конечно, чего только не сделаешь в отчаянии, но наша архитектура задумана разной не просто так. Мы по-разному обрабатываем данные, по-разному думаем. Если твоя операционная система пытается разобраться с таким случаем, все начинает работать ненадежно, совершенно безумно. Большинство ботов просто разрывает себя на части. Некоторые способны протянуть недели, другие – несколько дней. Но горстка оказывается здесь.

У каждой местной группы, она же конклав, своя мораль, свои представления о мире, часто делающие этих ботов опасными. А менее опасных часто убивают соседи и продают запчасти на черном рынке или хранят в тайниках. Зато выжившие – воплощение энергии и духа приграничной территории постапокалипсиса.

Другими словами, полные психи.

Вот почему, заметив на горизонте к северо-западу черные клубы дыма, мы знали, что нужно прятаться. Курильщики. Древние автомобили с двигателями внутреннего сгорания, созданные ради чистой мощи. Они выли, грохотали и кашляли, выплевывая дым, земля дрожала под их весом, воздух наполнялся выхлопными газами. Поселения давно забрали все электромобили любого размера, чтобы использовать для освещения. Так что, если кому-то приспичит создать, скажем, здоровенную махину на колесах с пулеметами и встроенными плазменными излучателями – а почему бы кучке полоумных не могло прийти такое в голову? – то пришлось бы вспомнить былые времена. Совсем древние. Где-то двадцатый век.