Платон непритворно вздохнул.

— Согласен. Делай, как знаешь.

«Но лучше всякого обмана -

В беседе с умным человеком

Сказать ему простую правду».

Лопе де Вега

Особой чувствительностью генерал не отличался и наползающие ледяные волны презрения и гадливости сперва принял за обычное стариковское брюзжание. Потом начало приходить понимание.

— Поддавшись на ваши просьбы и уговоры, — монотонно цедил Старик с противоположной стороны стола, — я принял решение, которое чуть было не оказалось роковым. При этом масштаб развала спецслужб мне был прекрасно известен, но я никак не мог предположить, что развал этот дойдёт до того, что на одну из высших и важнейших должностей назначат субъекта, подобного вам. Морально неустойчивого. Интеллектуально неразвитого. Профессионально неподготовленного. Вам, милейший, нельзя доверить элементарные вещи, с которыми без труда справился бы милицейский оперуполномоченный. Вы, буквально ползая на коленях, умолили меня поручить вам провести начальную стадию операции. Я позволил и совершил ошибку. Мне и в голову придти не могло, что вы, участвуя в решении серьёзнейшей геополитической задачи, займётесь несанкционированной самодеятельностью.

— Я… Это… Самодеятельностью не занимался, — пролепетал Батя. — Я все, как было сказано…

— Вам было сказано — два объекта. Два! Я правильно припоминаю?

— П-правильно.

— А зачем вы в Смоленск полезли?

— Это… Про запас… На всякий случай. Вдруг в Москве не получится…

— Что? Про запас? Я вам поручил эту часть операции не для того, чтобы у вас что-то там не получилось. Это во-первых. В двух московских взрывах погибло триста шестьдесят восемь человек. Это во-вторых. В Смоленске, в доме, который ваши кретины так здорово заминировали, проживает сто четыре человека. Живые люди. Мужчины, женщины, дети, между прочим. Это вы своей волей свыше сотни человек про запас отложили? Это вам что — крупа, заготовки на зиму, огурчики солёные? Это, милейший, живые русские люди. И не вам решать, кто из них останется жив, а кто погибнет от рук международных террористов. Я вам решать не разрешал!

— Виноват.

— Да вы не виноваты. Были бы вы, голубчик, виноваты, у нас с вами другой разговор был бы. Вы просто непригодны. Вам регулировку уличного движения доверить нельзя. Как получилось, что ваших людей в Смоленске вычислили? Как вы смели допустить, чтобы их вычислили? Как это вы так замечательно сделали, что после этой дурацкой пресс-конференции про предотвращённый теракт сразу начали сообщать про учения по гражданской обороне или как это там у вас сейчас называется? Так это предотвращённый теракт? Или учения? Если теракт, почему террористы до сих пор не в розыске? Почему они живы и ходят на работу? Если учения, то где документация? Вы, любезнейший, эту кашу заварили, так у вас хоть на один вопрос, но должен быть ответ.

— Наши люди… Сотрудники… Мы их должны оберегать…

— Что? А сто четыре спящих человека в жилом доме — не наши люди? Вы кого оберегать, господин генерал, вознамерились? Недоучившихся идиотов, которые по открытой связи звонят из Смоленска в приёмную ФСБ и сообщают, что на дорогах кордоны, и они, видите ли, проехать не могут? Я в Отечественную от Минска до Москвы лесами прошёл, с одним грибным лукошком и тремя патронами. А ваши аристократы разведки исключительно на автомобилях приучены передвигаться, им без машины под задницей одна дорога — в пункт междугородных переговоров, чтобы связаться с такими же недоумками в Москве и открытым текстом попросить помощи…

Старик сполз в кресле и тяжело вздохнул.

— Даю вам неделю. Ровно семь календарных дней. За это время вы обязаны обеспечить следующее. Первое. Эти ваши три умельца должны исчезнуть. Бесследно. Поняли меня? Второе. Версия об учениях должна быть полностью и безоговорочно дезавуирована из-за её полнейшего идиотизма и невозможности оформления необходимых документов без привлечения излишне большого количества посторонних лиц. ФСБ приносит извинения общественности за дезинформацию об учениях, которая была необходима для скрытного проведения масштабных оперативно-розыскных мероприятий. И третье. Объявление всех троих в федеральный розыск.

— И в международный? — генерал, услышав понятные слова, явно испытал облегчение.

— Дурак! — взвизгнул Старик, не помня себя от ярости. — Имбецил! Какой международный розыск? Все ваши сотрудники давно уже числятся во всех картотеках! Вы бы уж сразу расписались, что это ваши люди взрывают российских граждан. Господи, за что мне это? Розыск — только федеральный. Или… Так… Не смейте объявлять этих троих, вычислят сразу. Кого хотите, того и объявляйте, только не их. Их — нет! Поняли меня?

— Понял, — соврал генерал и встал навытяжку.

— Сядьте, чёрт вас побери! Я с вами ещё не закончил. Сядьте, я сказал! Единственное, что во всей этой истории вы сделали правильно, и то постольку-поскольку, это подобрали кандидатуру Гусейнова. С ним ваш человек работал? Так вот. За подбор кандидатуры этого вашего человека надлежит поощрить. А за всю последующую цепь событий его надлежит расстрелять. Вместе с вами и прочими причастными. Потому что, по утверждённому мною плану, господин Гусейнов должен сегодня сидеть в Лефортово и давать правильные показания. А он где сейчас, если не секрет?

Генерал побагровел, потом позеленел и счёл наилучшим промолчать.

— Вот именно. Вам что — не хватило людей? Транспорта? Спецсредств? Как вы могли его упустить? Вот, — Старик потряс мятой пачкой страниц, — это ваши отчёты. Четыре машины наружки, круглосуточное наблюдение… И что?

Генерал не слишком убедительно изобразил негодование.

— Я приказал, — сказал он начальственным басом, — брать его у ресторана на улице. А он ушёл через подвал и сгинул. Такое случается. И от американцев, и от англичан наши люди тоже уходили.

— Да прекратите нести чушь! От американцев и англичан уходили не ваши, а мои люди. Мною лично отобранные и мною обученные. А от ваших людей в состоянии уйти любая подзаборная рвань, вами же и прикормленная. Причём не просто уйти, а ещё и сообщить по ноль два про новые взрывы. Вы его даже после этого обнаружить не смогли.

— Он передислоцировался, — сообщил генерал.

— Голубчик, — ласковым голосом, от которого генералу стало сильно не по себе, сказал Старик. — Передислоцироваться могут войсковые соединения. Один-единственный человек, на которого охотится столь уважаемая служба, как ваша, передислоцироваться может единственно в Лефортово, о чём я уже упоминал, или в безымянную могилу, на худой конец. Ваш же клиент передислоцировался, как вы изволили выразиться, за тысячу километров отсюда, причём вы об этом даже не подозреваете. На Кавказе сейчас ваш клиент. С одним симпатичным олигархом делится своими горестями. Что? Что это вы, господин генерал, так в лице переменившись? Может, вы с непривычки устамши, — юродствовал Старик. — Может, вам водички подать? Или покрепче чего, к чему вы на своём рабочем месте приучились?