Решение Мег понятно… но Карен только-только съехалась с Беном.

— Она с вещами. Переночует. Возможно, только сегодня. А может, поживет подольше.

— Какого лешего, Мег?..

Дочь отрывает взгляд от дороги и смотрит на меня:

— Я просто все ей рассказала. По телефону, когда ты выясняла отношения с той мамашей. Карен приехала бы поддержать тебя в любом случае, но тут еще выяснилось, что «дядя Бен» в курсе ситуации уже довольно давно. Она взбесилась и ушла.

Я совсем теряюсь. Карен оставила Бена в своей собственной квартире и поехала к нам. Она не могла вышвырнуть его самого, поскольку у Бена живет Адам. Получается, Карен будет жить у меня.

Когда мы подъезжаем, ее машина уже стоит на дорожке.

Свет фар падает на нее, и Карен поворачивается и смотрит, как мы с дочерью выбираемся из автомобиля.

Пожимает плечами и заявляет:

— Весь мир свихнулся.

Мы обнимаемся, и она спрашивает:

— Можно пожить здесь, пока ты в Лос-Анджелесе?

Уткнувшись головой в ее плечо, я вспоминаю, что Адам вызвался во время моего отсутствия поухаживать за садом. Полагаю, сейчас он не осмелится. Точно не осмелится.

— Конечно, можно. Прости, что спрашиваю: ничего, что Бен торчит в твоей квартире? Ведь это ему по-хорошему стоило бы собирать вещи. —Я киваю на чемодан, который, к счастью, не очень велик.

— Соберет как миленький. Я только все обдумаю и слегка приду в себя.

Коридор встречает нас запахом сгоревшего сыра.

Клянусь себе, что никогда, никогда в жизни больше не буду готовить лазанью. Учитывая, что намерение дать по морде бывшей любовнице мужа так и осталось невыполненным, эта клятва — единственная за сегодняшний вечер, которую я все-таки сдержу.

Вот все, что я знаю. Мег сдала пробу, и мы ждем результатов. Бет прочитала мое письмо и не ответила.

Словами, слезами, электронной почтой, курьером или почтовым голубем — ответа нет. Пусто, ничего…

Отсутствие хоть какой-нибудь реакции убивает.

Я знаю: она прочла письмо. Мне сказал об этом Бен.

Так что Карен теперь в Вейбридже, а Бен в ее доме.

А я — в доме Бена. Полный капец.

Сегодня воскресенье, и Кира согласилась на мой визит к Ною: он все просит, чтобы я поиграл с ним в шахматы. До палаты мы дошли вместе; она сказала, что я стал сквернословить гораздо больше, чем прежде, и попросила следить рядом с ребенком за речью.

Достаточно откровенно… мне хочется смеяться, поскольку она права. С тех пор как я спустил свою жизнь в сортир, мой язык, надо полагать, решил, что нужно соответствовать новой среде. Не особенно сдержанная в выражениях Бет — скромница по сравнению со мной.

У двери палаты Кира кладет руку мне на локоть.

— Я должна сказать. Ко мне приходила Бет.

Сердце ухает вниз.

— Когда? Как?

— Не важно. Я просто хотела, чтобы ты знал. Она была очень взвинчена.

Пожимаю плечами:

— Понятно.

— Мерзко, что ей пришлось во все это влезть.

Мерзко, что эту боль ей причинила я. Она милая. — Кира поправляется: — Хорошая женщина.

— Так и есть.

— Мне жаль, — повторяет она.

— Знаешь, Кира, мы с тобой можем сожалеть до скончания времен, но это никак не изменит того, что я уже натворил. Давай попробуем извлечь из этого хаоса хоть что-то доброе? — Я киваю головой в направлении Ноя.

— Ты прав. И еще: я не сказала Гордону, что ты здесь. Скажу, но пока не сказала.

— Черт, Кира! Последнее, что мне надо, — столкнуться здесь со взбесившимся Гордоном.

Она поднимает на меня неласковый взгляд:

— Я ему скажу. Просто надо придумать, как сообщить ему правду: что это просьба Ноя, что он захотел поиграть с тобой в шахматы.

— Ты думаешь, мальчик что-то знает?

Кошусь глазом в палату сквозь щель в двери. Наш сын уткнулся носом в книгу.

— Откуда ему знать? — отвечает Кира. — Но он парень умный. Еще до твоего появления заметил, что нет ни одной ранней его фотографии, где они вместе с Гордоном. Мы собирались рассказать ему, и тут он заболел…

Я сжимаю ее руку.

— Пожалуйста, я не хочу лгать Гордону. И так слишком много лжи. Я от нее устал!

— Я скажу ему, — шепчет Кира и распахивает дверь.

— Приветик! — Ной поднимает глаза от книги.

— Привет, дорогой.

— Адам… Ты пришел.

— Мама мне сказала, что ты хочешь поиграть в шахматы. —Я открываю рюкзак и вытаскиваю доску, шахматы Бена. — Будем все делать по правилам: играть настоящими фигурами на настоящей доске.

Он уже вовсю расставляет фигуры.

— Это твои? Ты играл ими, когда был маленьким?

Я колеблюсь.

— Моего брата. Но я ими играл.

— У тебя есть брат? — Ной смотрит прямо на меня.— Да, его зовут Бен.

— Старший или младший?

— Младший.

— На сколько лет?

Я ловлю Кирину улыбку.

— Ты всегда задаешь столько вопросов?

Теперь Кира с улыбкой смотрит на меня.

— Всегда, — говорит Ной. — Так на сколько лет?

— Почти на два года.

— Везет, — вздыхает он. — А у меня никого нет.

Кира прикусывает нижнюю губу.

— Хочешь пить, милый? Я иду за кофе для нас с Адамом.

— Мне апельсиновый сок, — бросает мальчик, не оборачиваясь.

— Двойной латте? — спрашивает она у меня, и я киваю.

— Интересно, — говорит Ной, когда Кира уходит, и двигает пешку. — Откуда мама знает, какой кофе ты любишь?

— Мы ведь знакомы, — осторожно отвечаю я. — Твоя семья — мои клиенты, мы с Тимом давно дружим, и твою маму я тоже знаю.

В комнате что-то жужжит не переставая. Теперь я понимаю: звук исходит от непонятных аппаратов рядом с кроватью.

— Мама вела себя как-то странно, когда ты зашел вслед за Тимом.

Что ответить? Может, если сделать вид, будто не слышу…

— Мой папа знает, что ты пришел?

Еще один вопрос, который я вынужден игнорировать.

Возможно, стоит сказать ему, что я малость глуховат? Ной уже взял несколько моих пешек и коня.

Ребенок, а как играет!

— Адам? Папа знает, что ты здесь?