3. Выдать Серебрянскому Я. И. орденские документы; книжку денежных купонов — с 1.VIII.1941».

Документ подписал секретарь Президиума Верховного Совета СССР Александр Горкин.

Яков Серебрянский был восстановлен в специальном звании старшего майора государственной безопасности и после двухмесячного отдыха и лечения назначен начальником группы во 2-й отдел НКВД СССР, в который 3 октября 1941 года была преобразована Особая группа НКВД СССР.

Кроме Серебрянского во 2-й отдел НКВД СССР были зачислены еще двое его бывших сослуживцев по СГОН: приговоренный к длительному сроку тюремного заключения один из организаторов партизанского движения Иван Каминский и находившийся в Лефортовской тюрьме НКВД специалист по белой эмиграции Петр Зубов.

А несколько позже, по инициативе уже самого Серебрянского, во 2-й отдел были также направлены на работу уволенные в 1938 году из внешней разведки Вильям Фишер (на должность начальника отделения связи) и Рудольф Абель (в опергруппу по обороне Главного Кавказского хребта).

В период Великой Отечественной войны они блестяще проявили себя, принимая участие в разработке и осуществлении оперативных радиоигр с противником, а также руководя подготовкой и заброской в тыл противника специальных разведывательно-диверсионных групп.

О деятельности Якова Исааковича в период Великой Отечественной войны довольно сложно рассказывать, и этому есть несколько причин.

Во-первых, Серебрянский не оставил никаких воспоминаний. Из жизни он ушел, находясь под следствием.

Во-вторых, большинство документов и материалов о разведывательно-боевой деятельности специальных структур НКВД — НКГБ СССР, в которых работал Серебрянский в 1941–1945 годах, до настоящего времени хранятся под грифом «Совершенно секретно». Это же касается и некоторых аспектов деятельности советских спецслужб по проведению оперативно-боевой работы в тот период в странах Восточной Европы.

В то же время отечественные историки Иосиф Линдер и Сергей Чуркин в одной из своих работ несколько приподнимают завесу секретности над деятельностью разведчика: «Серебрянский интенсивно включился в работу, возглавив 3-е отделение 2-го отдела НКВД… Он лично курировал вербовку агентуры для глубинного оседания в странах Западной Европы, а также отвечал за перепроверку разведывательной информации и за дополнительный контрразведывательный контроль в подразделениях НКВД в тылу противника…

Яков Исаакович работал в тесном контакте с Михаилом Маклярским, который возглавил специальное отделение по негласному штату. Отделение курировало спецагентов, проходивших строго индивидуальную подготовку и затем переходивших из разряда секретных сотрудников в оперативников. Одним из таких людей был Н. И. Кузнецов».

К этому следует добавить, что Серебрянский также курировал разведывательно-диверсионную сеть одного из немногих уцелевших секретных сотрудников СГОН Иосифа Григулевича, успешно действовавшего в Аргентине в 1940–1944 годах.

Благодаря активной работе Григулевича и его коллег значительная часть грузов, предназначавшихся для отправки из Буэнос-Айреса в гитлеровскую Германию, была повреждена или уничтожена в результате пожаров в складских помещениях либо отправилась на морское дно вместе с взорванными судами.

Из воспоминаний Анатолия Яковлевича Серебрянского: «Началась Великая Отечественная война. Меня вместе с тетей Шелли, бухгалтером Наркомата земледелия СССР, направили в эвакуацию. Поселили нас на окраине Омска. Внезапно, в декабре 1941 года, приходит машина, и тетю отвозят в НКВД. Попрощавшись на всякий случай со всеми, она уезжает. Возвращается очень взволнованная. Оказывается, вышедшие из тюрьмы (а для меня — возвратившиеся из командировки) родители разыскивают меня.

Вскоре в Омск приехала мама, и зимой, в начале 1942 года, мы возвратились в Москву.

Я хорошо помню, как на перроне московского вокзала нам навстречу быстрым шагом шел, а скорее — бежал, высокий человек в длинном кожаном пальто и в кепке. Это был отец! Сильные руки подхватили меня и подняли высоко-высоко…

Для меня встреча с отцом на вокзале означала, что родители окончательно вернулись из командировки.

Мы жили в гостинице “Москва”, в номере 646. Окна номера выходили прямо на Госплан, нынешнюю Думу. Рядом с нами, где-то в 650-м номере, жил Дмитрий Николаевич Медведев, у которого я бывал время от времени.

Помню, что у мамы тогда был тяжелейший ревматизм. Все суставы болят, заплывшие глаза, запах мази Вишневского в номере…

С возвращением родителей наша семья собралась практически полностью вместе. К сожалению, не вся.

Дедушка Исаак, отец моего отца, которого я помню очень смутно, жил перед войной у нас на даче в Серебряном Бору. Перед самой войной он отправился в Минск навестить родных и там погиб во время очередной немецкой облавы. Позже двоюродный брат мне рассказал историю о том, как это было.

Дедушка жил в доме у двоюродной сестры отца. После захвата Минска немцами дом оказался на территории гетто. Каждый раз, когда начиналась облава, а это так или иначе становилось известным, вся семья пряталась в туалете. А туалет был расположен так, что входная дверь, будучи открытой, перекрывала вход в туалет. Немцы врывались в дом, а там никого нет. И в какой-то момент дед сказал, что он не может так дальше жить, и остался. Его забрали, и, естественно, он погиб».

Осенью 1941 года обстановка на фронте стала приобретать критический характер. В ноябре танки Гудериана вплотную подошли к Москве. Началась эвакуация правительственных учреждений в Куйбышев. В столице бьшо введено осадное положение.

Известный московский журналист и публицист Леонид Репин писал: «Эвакуировалось более 500 заводов и фабрик, более миллиона человек в считаные дни покинули город. Заминированы фабрики, на крышах зданий установлены зенитные орудия, в подвалах домов оборудованы пулеметные гнезда. Военные заводы не переставали работать — делали самолеты, оружие, снаряды. Улицы ощетинились противотанковыми ежами. Да, Москва обезлюдела, но сдаваться не собиралась».

Захватчики уже готовились вступить в город. Для поднятия духа в германских войсках были отпечатаны и вовсю раздавались приглашения на участие в триумфальном параде на Красной площади, принимать который должен был сам Гитлер. Министр пропаганды Германии Геббельс направил в Подмосковье транспортный самолет с журналистами и операторами кинохроники, чтобы увековечить победное вступление гитлеровцев в Москву. В это же время в Подмосковье из Германии прибыл эшелон, груженный красным гранитом, из которого предполагалось соорудить памятник победы. (Поспешили, как оказалось. После войны московские власти облицевали этим гранитом первые этажи нескольких домов в центре столицы.)

Советский народ готовился к решающему сражению. Часть сотрудников ОМСБОН была оставлена в Москве на случай захвата ее немцами.

Одновременно руководство страны распорядилось готовить диверсионное подполье, чтобы продолжать борьбу даже в захваченной врагом Москве. По линии НКВД — разведки и контрразведки — операцией по подготовке Москвы к возможной оккупации руководил Берия. В составе руководства московского подполья в городе должны были остаться Судоплатов и Эйтингон.