заслужили победители в завоеванном крае: «Тридцать один год прошел от покорения Казани, и окаянные басурманы не захотели жить под государевою рукою, воздвигли рать, пленили много городов. Царь, видя их суровость, послал в Казань бояр и воевод с приказом пленить их. Но поганые, как звери дикие, сопротивлялись рати московской, побивали московских людей то на станах, то на походах; бояре и воеводы не могли их усмирить»[266]. Восстание было усмирено лишь с построением целой линии крепостей в черемисской земле в 1584 году (Царевосанчурск, Царевококшайск, Уржум и Малмыж).

Дальнейшая судьба ханов Казанских

После падения Казанского ханства в живых остались три хана Казанских из различных династий — Шах-Али, Утямыш и Ядыгар.

Покинув престол 6 марта 1552 года, Шах-Али уехал в Свияжск. Он предполагал провести здесь весну, но русское правительство вызвало его в Москву и привлекло его к участию в заседаниях Боярской думы при обсуждении плана предстоявшей кампании. Из Москвы хан был направлен в Касимов речным путем, на судах — «понеже царь [Шах-Али] велие тело имяше и не могий скоро на конех ездити: разумичен же царь преизлише, но не храбр сый на ратех, и дружине своей не податлив»[267]. В походе 1552 года Шах-Али командовал касимовским войском. При переправе через Волгу он получил приказание занять Гостиный остров, во время осады он находился на самом ответственном фронте, вместе с полками Большим и Передовым, со стороны Арского поля, но на приступ касимовские татары, по распоряжению штаба, не были поведены и были отправлены в тыл для охраны обоза и штаба и на случай преследования вылазки из Казани по Арской и Чувашской дорогам. Хан участвовал во всех военных советах во время осады. При общем ликовании русских после взятия города царю принес поздравление и Шах-Али, но в довольно сдержанных выражениях. Он кратко сказал: «Буди, государь, здрав, победив сопостаты, и на своей вотчине на Казани вовеки!» — на что Иван милостиво ответил, что хану самому известно, сколько раз посылались войска против Казани, известно также ожесточение казанцев, и вот теперь Бог сотворил свой праведный суд — русским показал свое милосердие, а казанцам отмстил за кровь христианскую[268].

По окончании похода Шах-Али возвратился в Касимов к управлению своим уделом. В феврале 1552 года ему было обещано русским правительством за добровольную сдачу Казани наместнику «чего у государя похочет, тем его государь пожалует»[269]. Хотя тогда хан не сдал добровольно Казани, а только оставил престол, но в мае 1552 года русское правительство наградило его всем, чего он просил. Просил он «в Мещере сел многих» и разрешения взять себе в жены царицу Сююн-Бике[270].

Проект выдать Сююн-Бике за Шах-Али возникал у русского правительства еще в 1550 году и затем вновь в феврале 1552 года, о чем оно известило ее отца, князя Юсуфа. В мае 1552 года князь Юсуф просил выдать Сююн-Бике и Утямыша ему, но русское правительство ответило: «И мы для Юсуфа князя и вас для всех царицу жалуем, а хотим ее дать за Шигалея царя того для, чтобы вы о том порадовались»[271]. В июне Иван IV писал мурзе Измаилу: «Прислал еси к нам просить Юсуфовы дочери Сююнбек царицы, чтобы нам ее к вам отпустити. И мы ее хотели к вам отпустите. И Шигалей царь нам бил челом, что и Сююнбек — юрт [удел] его, что была за братом его за Еналеем царем, и по вашему закону пригоже за ним быти. И мы вашу дружбу к себе попамятовали, Сююн-бек царицу полонянкою не захотели держати. Учинили есьмя царице добрую честь вас для, и дали ее за брата своего Шигалея царя, и Отемиш Кирея царя дали есьмя ей же кормите. И вы б, слыша то наше добро к себе, порадовалися»[272]. Отцу и брату Сююн-Бике русское правительство даже писало, что Сююн-Бике по собственному желанию вышла за Шах-Али[273].

Этот брак был, разумеется, не добровольным и обусловливался всецело политическими расчетами: русское правительство хотело устранить Сююн-Бике и ее сына от видов на казанский престол, соединивши этих представителей Крымской династии с верноподданным касимовским ханом. Сам Шах-Али едва ли любил Сююн-Бике, так как после низложения ее, в 1551 году, когда возникал аналогичный проект, он «у себя ее держати не захотел», и Сююн-Бике была отправлена вместе с сыном в Россию.

До князя Юсуфа доходили тревожные слухи, будто Шах-Али, по приказанию Ивана IV, замучил Сююн-Бике до смерти, отрезал ей нос и т. п., и по этому поводу между русским и ногайским правительствами возникла целая переписка. Русское правительство решило отправить ногайских послов в Касимов, где они лично убедились бы в невредимости Сююн-Бике. Иван IV писал при этом Шах-Али: «Писали к нам Исмаил мирза и Касай мирза и Юнус мирза — сказали де Юнусу князю, будто ты, брат наш, по нашему слову Сююнбек царицу казнил, носа ей срезал и поруганье великое учиня убил ее до смерти. И того для де Юсуф князь на нас гневается, послов и гостей к нам не посылает. А наши казаки Бахтеяр Баимаков с товарищи нам сказывали тоже, будто сказали Юсуфу князю, что дочь его казнена. А вожь Сююндюка-Тулусупова Карамыш Мустояпов нам сказывал, что Сююнбек-царицына мать сама ему говорила, что дочь ее казнена. И мы нынче ногайских послов отпустили в Ногаи, а Юнус-мирзину человеку Зиен-Алсю, да Али-мирзину человеку Бахты-Гильдею велели есмя заехать к тебе. И как Юнус-мирзин Зиен-Али и Бахты-Гильдей к тебе приедут, и ты б ему велел быти у себя да и у царицы бы если у своей у Сююнбек велел им быти, чтобы они ее видели, и отпустил бы еси их из Городка с ногайскими послы вместе. А будет Сююнбек царице пригоже от себя к отцу и к матери своей послати грамоты о своем здоровье известити и о их здоровье вспросити, и ты бы ей велел послати грамоты, каковы пригоже быти, да и поминок, что пригоже»[274], но при этом русское правительство требовало представления копий с писем Сююн-Бике к ее родителям, а также с писем Шах-Али к его тестю, если хан пожелает ему написать.

Шах-Али был ханом Касимовским до конца своих дней. В июле 1553 года он был вызван в Коломну, ввиду ожидавшегося нападения крымских татар. С осени 1553 до конца

1557 года он жил безвыездно в Касимове, в конце же этого года, при начале Ливонской войны, Шах-Али