Кирилл. Время 18:20

«Жди, скоро буду.»

Письмо Елизаветы Романовны, 21.03.2019г.

Здравствуй, Милана!

В первую очередь, я бы хотела выразить свои искренние, пусть и запоздалые, соболезнования. Не знаю, к лучшему ли знать настоящую смерть своей матери, но раз ты жаждешь выяснить все события, произошедшие до твоего дня рождения, я поделюсь с тобой своей тайной. Нет, я не смогу ответить на все вопросы, не стану сочинять лишние домыслы. Я расскажу лишь то, что слышала собственными ушами и видела собственными глазами. То, что посмею сказать только тебе. Потому что ты – первая, кто имеет право знать правду. А принимать её или же нет – решение за тобой.

Я работала у Соболевых всего четыре месяца: с тех пор, как тебе исполнилось два месяца и вплоть до смерти Марии Федоровны. Работодателем у меня был Николай Михайлович, оплату обещал высокую, а главное требование – как говорится: ни гласа ни воздыхания. Казалось бы, куда уж проще. Но только на первый взгляд… до тех пор, пока мы не познакомились с твоей мамой лично.

Мария Федоровна жила совсем одна. За всё время нашего недолгого знакомства, её ни разу никто не навещал. Даже бывший муж. Хотя других родственников у неё и не было. Полностью одинокая, сломленная женщина, до которой, казалось бы, никому нет дела…

Твоя мама переживала не лучшие времена. Она пребывала в состоянии глубокой депрессии, порой даже не замечала меня, запиралась в комнате и плакала часами. Каждый день, ровно с моим появлением, она уходила из дома, не объясняя куда. Возвращалась после обеда, некоторое время занималась с тобой и снова уходила в комнату. Часто я слышала, как она разговаривает взаперти, не понимала с кем. Признаюсь, я однажды подслушала её говор, и этого вполне хватило, чтобы больше никогда не подходить к закрытым дверям… Она разговаривала с твоим отцом о тебе. Словно тот был рядом! Рассказывала: сколько раз ты просыпалась ночью, сколько раз улыбнулась, как впервые произнесла "Агу". Говорила, как ты на него похожа и как ей больно, от того, что он никогда не сможет тебя увидеть. Я плакала, слушая её тихий, пропитанный безграничным страданием голос. В моём сознании не укладывалось одно единственное – почему? Николай Михайлович не казался мне плохим человеком, он исправно интересовался о самочувствии твоей матери, нуждалась ли она в продовольствии, просил следить за тем, чтобы она ела, нормально спала и выходила на прогулки, хотя и делал это втайне ото всех. Но при наших недолгих встречах, он ни разу не спрашивал о тебе… даже речи завести не давал. Меня словно наняли няней вовсе не для тебя, а для неё… Первое время удивлялась его холодностью и безразличием, потом как-то привыкла, не обращала внимание.

В моей памяти навсегда останется холодное, промозглое утро, в которое я пришла на работу и увидела Марию Федоровну на полу без единого признака жизни. Я догадалась, что с ней произошло ещё до того, как обнаружила в ванной пустой пузырёк от таблеток. Именно их твоя мама принимала, чтобы нормально засыпать. Не тянула, сразу же позвонила Николаю Михайловичу, следом вызвала скорую.

Во время ожидания я уже по-настоящему ненавидела этого человека. И никакие деньги в мире не могли бы изменить моё к нему отношение. Сейчас тебе наверняка знакомы эти чувства, не так ли? Я не знала, что между ними произошло, хотела лишь одного – чтобы твоя мать осталась жива, встала на ноги и нашла своё счастье. То, чего она не смогла получить от твоего отца, но так этого желала.

Николай Михайлович примчался раньше скорой – первый и единственный раз, когда я увидела бывших супругов вместе. И я совсем запуталась… он любил Марию Федоровну. Об этом кричал каждый жест, каждый взгляд и каждое слово, обращенное к ней. Возможно, тебе будет сложно представить, но этот большой и сильный мужчина поистине дрожал на пороге, а в его красивых голубых глазах, прикованных к лежащей на полу женщине, сквозили неподдельная боль и страдания. Он влетел в дом, торопил меня с одеждой для твоей матери, ругая, что я не подготовилась для поездки в больницу. Поднял её на руки так нежно и бережно, словно самое драгоценное сокровище своей жизни. Я чувствовала всю его безграничную, необъятную и такую несчастную любовь. Он твердил ей словно молитву до самого выхода: "Всё будет хорошо, только, пожалуйста, живи…". Я же осталась в доме с тобой, малышкой, которую не удостоили даже взглядом, и просила Бога, чтобы он не позволил тебе остаться без матери.

Николай Михайлович вернулся глубокой ночью. Бледный, безмолвный, словно слабая полупрозрачная тень того сильного властного человека, которого я знала. Стало всё понятно без слов. Единственное, что я у него спросила в тот день, с кем мне оставить его дочь. Он посмотрел на меня пустым, безразличным взглядом и попросил остаться с тобой до утра. Он даже не ждал моего ответа, развернулся и пошёл в комнату Марии Фёдоровны. А уже на утро в дом пришёл Михаил Львович. До безобразия обидная картина – несчастную женщину навестили лишь после смерти…

Я увидела их в зале, негромко спорящих между собой, и не посмела выдать своё присутствие. Возможно, только благодаря этому у меня появились некоторые ответы, на терзающие тебя вопросы. Николай Михайлович сидел перед отцом, зарыв голову в ладони, и смотрел в пустоту безжизненным взглядом. Я помню всё, что они говорили – каждое пропитанное горем слово, поэтому напишу тебе их разговор диалогами, чтобы ты поняла их слова не так, как услышала я, а составила собственное представление о правде…

– Почему? – с мольбой вопрошал он, хватаясь за волосы, его снова начинало трясти. – Я бы всё простил, всё! Но то, что ты просишь теперь… я не смогу…

Михаил Львович объяснял, что это лучший выход для всех, не слушал протесты разбитого горем сына. Они перебивали друг друга, повышали голос, пока сын не перекричал старшего:

– Я не возьму её! Никогда! Слышишь? Я бы принял обеих, принял бы девочку как свою, ради Маши пылинки бы с них сдувал! Но не одну! Исключено! Чтобы рядом со мной росло доказательство того, что его обещание даже глухого звука не стоит?

– Я не позволю твоим амбициям испортить моё имя! – уже в голос заспорил отец. – Хотел брака с ней? Знал, что она без памяти влюблена в другого? Теперь их нет обоих, а ты остался один на один со своими ошибками!

Николай Михайлович подскочил на ноги, взвыв от боли:

– Он обещал отступить! Умолял меня сделать её счастливой. Он знал, что нежилец! А я поверил, сделал всё, понимаешь? Всё ради неё, ради её счастья! Но чёртов ублюдок лишил меня надежды и покоя, когда вернулся! Это он убил мою жену! Клянусь, когда-нибудь я встречусь с ним на том свете и убью его своими собственными руками снова! За то, что он с ней сотворил!

– Девочка по всем документам твоя дочь! И виноват в этом только ты. Мария ушла от тебя больше года назад, а ты всё противился, не давал развод… И позволь заметить, ты уже женат на другой женщине…

– Наташа получила штамп в паспорте, большего я ей не обещал.

– Насколько я понимаю, твоя жена в положении. И любит тебя за вас двоих с самого детства. Она примет Милану. Главное теперь принять девочку тебе. Ты знаешь, в каком я положении! Мы всё исправим, я верну себе всё, до последней копейки! Всё улажу, никто не узнает о самоубийстве. А ты не будь дураком, не теряй своего счастья! Марию тебе всё равно не вернуть… И если она правда так много значила для тебя, была дороже собственного счастья, которого ты толком не видел в своём горе-браке, не допусти, чтобы её дочь осталась круглой сиротой. Ты ведь знаешь, у них никого не было, кроме нас… Да и ребёнок ни в чём не виноват…