Вернер сообщил, что бойцы 1-й роты сражаются с противником врукопашную – сумели проложить путь через позиции иванов штыками, прикладами и саперными лопатками. Но, несмотря ни на что, обстановка оставалась критической. Мы получали от радистов по крупицам информацию о том, что все идет далеко не так, как задумывалось, и ко всему иному и прочему дело шло к тому, что наше наступление завершится у того самого пересечения дорог вблизи Можайска. Русские перебрасывали на этот стратегически важный участок все новые и новые силы, видимо показывая, что не все кончено. И сражались они, надо сказать, с поразительным упорством. Одно только то, что палили русские теперь из крупнокалиберной артиллерии, говорило о серьезности их намерений.

Прибыл офицер связи. Радистов ждала куча работы. Что касалось командира, он остался в расположении 1-й роты. И офицер связи подтвердил, что обстановка к оптимизму не располагала. Мне поручили доставить приказы в роту, удерживавшую оборону данного участка с юга. И Вернера тоже куда-то направили.

– Надеюсь, скоро увидимся, – бросил он мне на прощание, заводя мотоцикл.

Что касается меня, мне пришлось несколько раз укрываться, и только потом я смог отъехать. Вскоре я пробрался через участок, за которым наблюдал противник. Путь проходил через узкую ложбину. Трудно было себе представить, что всего в нескольких километрах севернее шел ожесточенный бой. За большим кустом меня остановил патруль, унтершарфюрер объяснил мне, как найти командира роты. Выполнив поручение, я должен был возвращаться обратно. Сунуть голову прямо в пасть льву.

Дивизия все же пробилась! Позиции русских были прорваны, противотанковые рвы противника преодолены, а в наш тыл брели длинные колонны военнопленных. Измотанный в боях батальон въехал в Можайск[17]. Мотоциклисты-посыльные были расквартированы в одном из зданий прямо на главной улице города. Местные жители, занимавшие этот дом, особым дружелюбием не отличались, но все же согрели для нас целый бак воды. Потом, когда они все же убедились, что у нас рога на головах не растут и что мы их ни вешать, ни расстреливать не собираемся, стали общительнее.

Раздевшись до пояса, мы уселись вокруг стола и занимались отловом вшей. Даже принялись соревноваться, кто больше наберет. Каждый отловленный экземпляр выкладывался на лист бумаги, таким образом, по рядкам вшей мы подводили итоги соревнования. Последним оказался Альберт – число вшей было у него наименьшим, стало быть, он оказался в проигрыше и расплатился с нами порцией шнапса. Да, да, вы не ошиблись, в побежденные мы записывали того, кто отловил меньше вшей! И в разгар охоты Герд вдруг скомандовал «Смирно!». В дверях, протирая запотевшие очки, стоял унтерштурмфюрер Шрамм, а старший по званию – в нашем случае это был Вернер – по форме доложил:

– Личный состав занимается дезинсекцией!

Шрамм был явно удивлен, если не сказать больше: неужели все так и было на самом деле или же этот Вернер просто придуривается? Взглянув на лист бумаги – кладбище вшей, – он прочел впечатляющую лекцию о необходимости гигиенических мер. Исходил он из того, что вот у него, унтерштурмфюрера Шрамма, никаких вшей нет и в помине, причем исключительно оттого, что он соблюдал и соблюдает элементарную гигиену и что мы, соответственно, просто грязные свиньи, поскольку упомянутых мер не принимаем. Все это время мы, держа наши нательные рубахи (точнее, просто сетки от комаров) на животе, слушали его словоизлияния.

Я сидел и думал про себя: или он законченный идиот, этот учителишка, или просто не желает понять, что мы – солдаты и живем несколько в иных условиях, отличных от офицерских. Неужели он не понимал, что перед ним – не учащиеся средней школы? В последнее время, правда, он все-таки начал проявлять некоторое понимание того, что мы – солдаты. В особенности когда становилось жарко.

Старушка-русская, понятия не имея о субординационных тонкостях, стоя в дверях, предъявила двух уже ощипанных кур – мол, пожалуйста, обе готовы. А птицы эти имели несчастье попасться на глаза нашему Герду по пути в штаб дивизии. Он потом сдал их старушке для дальнейшей обработки. Мы ей замахали, что, дескать, подожди, у нас здесь начальство, но старуха, ничего не понимая, уже собралась войти. Альберт по-русски в двух словах объяснил ей, что, дескать, пожаловал генерал, и у нас серьезный разговор. Хозяйка убралась с глаз подальше, но тут Шрамм стал недоумевать: с чего бы это Альберт перешел на русский. Старуху Шрамм не заметил, слава богу. Альберт что-то пролепетал в ответ, извиняясь, и в конце концов унтерштурмфюрер Шрамм отчалил. Бела стал разоряться, как рыбная торговка:

– Ему-то легко рассуждать! У него на мытье времени всегда хватит. Не то что у нас! Идиот! Пусть оставит свои лекции на воспитательные темы при себе. Надо будет попросить своих, чтобы прислали мне в следующей посылке ванну для мытья!

Бела был прав. Даже если мы и имели крышу над головой, зачастую не хватало времени даже руки помыть, не то чтобы помыться самим. Не успеешь присесть, как тебя вновь погнали развозить приказы и сводки. Ладно. Но – ты возвращаешься, и снова нужно ехать! Так что, с тех пор как похолодало и на ночевках под открытым небом пришлось поставить крест, не приходилось удивляться, что мы все завшивели. Независимо от званий и должностей – вши не различают, кто рядовой, а кто офицер.

Один раз потребовалось поднять унтерштурмфюрера Тиксена. Он ночевал в какой-то деревенской избе вместе с личным составом. Я пришел туда, темень хоть глаз выколи. Зажег фонарик и осветил помещение. И увидел такое, отчего даже фонарик выключил – вся стена была покрыта клопами! Их были здесь мириады! Тысячи! И как раз над головой Тиксена! Растолкав унтерштурмфюрера, я все же предупредил его – мол, видите, что тут творится? А он в ответ мне:

– Ну и что с того?

Бела тоном провозвестника заявил:

– Ничего, ничего, вот увидите, не сегодня завтра этот Шрамм сам завшивеет. Это я вам точно говорю.

Так и произошло. В тот же вечер Бела каким-то образом проскользнул в пристанище унтерштурмфюрера Шрамма. А еще пару дней спустя, когда его денщик организовывал стирку белья для своего шефа, выяснилось, что и Шрамм тоже каким-то странным образом подцепил вшей. С тех пор лекции на предмет гигиены прекратились.

Ночью нас разбудило лязганье гусениц. По улице один из другим ползли танки. Через Можайск следовала 5-я танковая дивизия, которую ранее собирались отправить в Африку. Все танки были выкрашены в светлобежевый цвет – под цвет песка пустыни. Мы с интересом разглядывали новейшую технику.

– Видимо, ребята здорово удивились! Вместо того чтобы воевать в жарких песках поближе к восточным красавицам, их бросили в русскую зиму! Зря опасаются – здесь будет жарче, чем в Африке, – комментировал Бела.

На рассвете мы стали заводить мотоциклы. Было уже по-настоящему холодно. Некоторые машины заводились с трудом. Мы продолжали наступать на Москву по Минскому шоссе. Впереди подразделения мотоциклистов в полной боевой готовности. Ночью был сильный мороз. Дорога была как каток. Приходилось ехать очень осторожно – заднее колесо мотало из стороны в сторону, и в конце концов я свалился в кювет.