Опешив, Ханна откинулась на спинку дивана. У нее было такое чувство, что она как те качели в парке развлечений, которые на полном ходу вдруг стали раскачивать в обратную сторону.

– Вы с Лукасом… встречались?

Потупив взор, Мона убрала с маски выбившуюся прядь золотистых волос.

– Прости, что раньше не сказала. Просто… Лукас ведь неудачник, Хан. Я не хотела, чтобы ты и меня считала неудачницей.

Ханна провела руками по волосам, вспоминая разговор с Лукасом в корзине аэростата. Она рассказала ему абсолютно все, и лицо у него было таким бесхитростным и открытым. Она вспомнила их страстные поцелуи, как он постанывал, когда она водила пальцами по его шее.

– Значит, он пытается быть мне другом, а сам говорит гадости про тебя… в отместку за то, что ты его бросила? – с запинкой предположила Ханна.

– Похоже на то, – с грустью согласилась Мона. – Это ему ты не должна доверять, Ханна.

Ханна встала. Ей вспомнилось, как Лукас восхищался ее красотой и как это было приятно. Как он читал ей блог DailyCandy[112], пока медсестры меняли капельницы. Как после его поцелуя в больнице у нее еще целых полчаса бешено колотилось сердце – она наблюдала это на кардиомониторе. Ханна поведала Лукасу о своих проблемах с питанием. О коварстве Кейт. О дружбе с Эли. Даже про «Э» рассказала! Почему же он ни разу не заикнулся, что у него был роман с Моной?

Сейчас Лукас сидел на другом диване, болтал с Эндрю Кэмпбеллом. Ханна сразу пошла к нему. Мона, поспешив следом, схватила ее за руку.

– Потом с ним разберешься. Надо было сразу выставить его отсюда. Ты должна веселиться, получать удовольствие, ведь этот праздник – для тебя.

Отмахнувшись от Моны, Ханна ткнула пальцем в спину в полосатом жилете. Обернувшись, Лукас просиял, одарив ее восторженной улыбкой. Чувствовалось, что он искренне рад видеть ее.

– Мона все мне про тебя рассказала, – прошипела Ханна, подбоченившись. – Раньше вы с ней встречались.

Губы Лукаса дернулись. Он удивленно моргнул, собрался было что-то сказать, но передумал и просто выдохнул:

– О.

– В этом все дело, да? – требовательно спросила Ханна. – Поэтому ты добиваешься, чтобы я ее возненавидела?

– Глупости. – Лукас недоуменно смотрел на нее, морща лоб. – Ничего серьезного между нами не было.

– Ну конечно, – фыркнула Ханна.

– Ханне не нравятся парни, которые лгут, – добавила Мона, появляясь у нее за спиной.

Лукас оторопел, его кожа пошла красными пятнами от шеи до щек.

– Зато, очевидно, она обожает девчонок, которые лгут?

Мона сложила руки на груди.

– Я никогда не лгу, Лукас.

– Нет? Значит, ты рассказала Ханне, что произошло на твоем дне рождения?

– Это неважно! – взвизгнула Ханна.

– Естественно, – одновременно с ней ответила Мона.

Лукас смотрел на Ханну и краснел все сильнее.

– Она поступила с тобой отвратительно.

Мона шагнула вперед из-за спины Ханны и встала перед ним.

– Он просто ревнует.

– Она тебя унизила, – добавил Лукас. – Это я пришел к тебе на помощь.

– Что? – пролепетала Ханна.

– Ханна. – Мона взяла Ханну за обе руки. – Это просто недоразумение.

Диджей поставил песню в исполнении Лекси. Эта композиция звучала нечасто, и поначалу Ханна затруднялась сказать, когда она слышала ее последний раз. И вдруг вспомнила. Лекси была приглашена на день рождения Моны в качестве особого гостя.

Память ее внезапно ожила, и в сознании вспыхнула картина. Ханна увидела себя в обтягивающем платье цвета шампанского. Она медленно входила в планетарий, опасаясь, как бы от одного неосторожного движения ее наряд не расползся по швам. Взгляд упал на Мону. Та смеялась над ней. А потом Ханна почувствовала, как коленкой и локтем ударяется о мраморный пол. Услышала жуткий треск рвущегося платья. Вокруг все прыснули от смеха. Сама Мона хохотала громче всех.

Ханна под маской беззвучно охнула, вытаращила глаза. Нет. Не может быть. После аварии в ее памяти все смешалось. Но даже если это правда, теперь-то какая разница? Ханна взглянула на свой новенький браслет фирмы Paul & Jo[113] – изящную золотую цепочку с элегантной застежкой-бабочкой. Его купила Мона по случаю выписки Ханны из больницы. Браслет она ей вручила сразу после того, как получила от «Э» ту издевательскую электронную открытку. «Я не хочу, чтобы мы ссорились», – сказала Мона, когда Ханна открыла коробочку с ювелирным украшением.

Лукас смотрел на нее с надеждой во взгляде. Мона тоже ждала, подбоченившись. Ханна стянула ленточки маски в более тугой узел на затылке.

– Ты просто ревнуешь, – заявила она Лукасу, одной рукой обнимая Мону. – Мы – лучшие подруги. И всегда ими будем.

Лицо Лукаса будто скукожилось.

– Отлично.

Развернувшись, он выбежал из шатра.

– Жалкий неудачник, – презрительно бросила Мона и взяла Ханну под руку.

– Да, – отозвалась она, но так тихо, что Мона, скорей всего, не услышала.

В пятницу вечером, когда небо уже темнело, миссис Филдс подвезла Эмили и Тристу к главному входу загородного клуба.

– Итак, правила тебе известны, – строго сказала миссис Филдс, кладя руку на спинку сиденья дочери. – Никакого алкоголя. Дома быть к полуночи. Кэролайн вас привезет. Ясно?

Эмили кивнула. Ей даже полегчало на душе от того, что мама установила хоть какие-то правила. С момента ее возвращения домой родители ходили вокруг нее на цыпочках, и девушка даже заподозрила, что либо они оба страдают опухолью мозга, либо их подменили на клонов.

Мама покатила прочь, а Эмили поправила черное трикотажное платье, позаимствованное из гардероба Кэролайн, и постаралась принять устойчивое положение в красных туфлях из натуральной кожи на тонком невысоком каблуке. Вдалеке переливался огнями огромный шатер. Из динамиков гремела песня в исполнении Ферги[114].

– Кайф, как круто! – крикнул Ноэль Кан, которого Эмили безошибочно опознала по голосу.

– Я так волнуюсь, – призналась Триста, хватая Эмили за руку.