Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты так смотришь? – проскулил Каша.
– Сядь. Отдохни.
– Я все равно не понимаю…
– Что ты не понимаешь?
– Почему мы не спустились вниз?
– Потому что…
Ульяна Федоровна энергично принялась двигать мебель. Сюда, на чердак, сносили всякое старье. То есть в представлении мужа это было старье, а девяносто процентов людей в стране спали бы на такой мебели, ели-пили на ней, смотрели телевизор да радовались. И не столько картинке на экране, сколько удобным стульям и мягким диванам. Но Каша торговец мебелью. Хоть и говорят, сапожник без сапог, но это о плохом сапожнике. Хороший сначала все пробует на себе. Завелась в каталоге какая новинка – сюда ее! В дом! Опробовать! Осмотреть! Облапать! Задом своим изъерзать!
Поэтому весь чердак отдан под хранение вышедших из моды или не угодивших хозяину изделий мебельной промышленности, в основном зарубежной. Одна из комнат, та самая, окошко которой снаружи похоже на скворечник, запирается изнутри на ключ. Здесь в коробках лежат старые письма, фотоальбомы, флаконы из-под духов, которые давно уже не выпускают, потерявшая вид бижутерия, в общем, дорогие сердцу безделушки, которые ни к чему не пригодны, а выбросить жалко. У каждого есть такие, но не каждому есть где их хранить. Дом Телятиных был огромен, и место нашлось всему.
Недоделки заканчивались на уровне второго этажа, третьего, по сути, и не было. Был склад ненужных вещей.
В эту захламленную полутемную комнату Ульяна Федоровна иногда приходила поплакать. Для того у нее имелся ключ. Чтобы домработница, любопытная, как вся прислуга, не мешала. Сколько уж раз бывало: ой, Ульяна Федоровна, вы здесь? А я и не знала! Все ты знала. Специально пришла, чтобы в рейсовом автобусе по дороге домой посплетничать с соседской прислугой:
– А моя-то, моя!
– Что, плохо живут?
– Еще как плохо!
– А мои и вовсе как кошка с собакой!
– Вот оно, богатство! Не приносит людям счастья!
– Потому что ворованное!
Все это Ульяна Федоровна знала, хотя и не подслушивала разговоры домработницы по своему домашнему телефону. Прислуга любит поживиться за счет хозяев. Звонки с мобильного денег стоят, поэтому иногородним родственникам Екатерина Ивановна звонила с домашнего аппарата хозяев. Однажды даже пришел счет за переговоры с Турцией, куда улетел отдыхать по горящей путевке ее любимый племянник. И не Ульяна Федоровна затеяла разборки, а жадный Каша, который лично проверял все счета.
Люди одного круга мыслят одинаково. Разговоры прислуги подслушивала соседка, она обсуждала это со своими товарками точно так же, как прислуга обсуждала ее:
– А моя-то опять ушла домой с полной сумкой!
– А моя помаду стащила. От «Шанель». И полфлакона духов. А я ей на день рождения точь-в-точь такой подарила!
– Ведь мы ей столько платим!
– И все равно воруют!
– Потому что у них такой менталитет!
Домработница слова «менталитет» не употребляла, вот и вся разница.
От сплетен Ульяна Федоровна спасалась на чердаке. Хотя и это не помогало. Соседи и прислуга все равно косились, ища на ее лице следы недавних слез. Ее отношения с мужем все обсуждали и считали плохими, раз у них нет детей. На чердаке Ульяна Федоровна спасалась сейчас уже от последствий этих плохих отношений. Отобрав годную для баррикады мебель, она сильно запыхалась и устала. А Каша все стоял столбом, и единственный предмет, который его интересовал, это мобильный телефон.
– Торгаш, – сказала Телятина вслух. В ее голосе звучало презрение.
– Да, я торгую мебелью, – с обидой засопел Каша. – И не вижу в этом ничего предосудительного.
– Помоги мне заставить дверь своим добром! – приказала она.
Каша без энтузиазма, но подчинился. Вдвоем они понесли к двери стол.
– Тихо! – велела вдруг Ульяна Федоровна и замерла, нависнув каменной глыбой над почти новеньким чудом из красного дерева. Лишь полировка в двух местах поцарапана.
– Ты мне ничего не объяснила… – заныл Каша.
– А если они подожгут дом? – шепотом сказала Ульяна Федоровна, делая страшные глаза, чтобы до него дошло.
– Зачем? – так же шепотом спросил муж.
– Скрыть улики.
– Но в подвале…
– В подвале мы задохнемся от дыма. Это мышеловка. Из нее уже не выбраться.
– А здесь?
– Здесь?
Ульяна Федоровна подошла к окну. Оно было узким, но при желании протиснуться можно. Только сейчас она почувствовала холод и поежилась. Окно легко открыть, но высота… Крыша покатая, да еще и обледенелая. Под чердачным окном находится незастекленная лоджия, вот если сначала спуститься туда… Она с сомнением посмотрела на Кашу: пролезет ли? Сможет ли? Не струсит? Почему-то Ульяна Федоровна думала о нем, а не о себе, хотя она была женщиной и гораздо тучнее? Но ни в смелости своей, ни в том, что возьмет любое окно штурмом, Ульяна Федоровна не сомневалась. А вот муж…
– Ты хочешь, чтобы я прыгал с крыши? – жалобно спросил тот, отвечая на ее немой вопрос.
– Жить захочешь – прыгнешь, – жестко ответила она.
– Мне проще договориться, – засопел Аркадий.
– С кем? С машиной?
– Да, но… Можно же его как-то остановить? А?
И вот тут она велела:
– Аркаша, я тебя прошу: выключи телефон.
Он еще верил, что позвонит Гарик. Ну, позвонит? Толку-то?
– Я вдруг подумала… – она замолчала. Мысль была настолько ужасной, что озвучивать ее не хотелось. Ульяна Федоровна метнулась к двери и попробовала баррикаду на прочность.
– Что?
– Они тебе сказали, когда приедут? В полиции?
– Они сказали: выезжаем.
– Мне соседка недавно случай рассказала. У нее в супермаркете кошелек украли. Поехали с мужем за покупками. Не в тот, крутой маркет, до которого рукой подать, а подальше и попроще. Сэкономить хотели.
– Какое отношение…
– Вот и сэкономили. Надо было еще и об одежде подумать, тоже попроще выбрать, и поведение изменить не мешало бы. А так их мигом вычислили и обчистили. Соседка подошла к охране, те только плечами пожали: ничего не знаем. А они были с ребенком. Малышка сидела в тележке. Знаешь, огромные такие тележки, с детским сиденьем.
– И что?
– Видеокамеры у них, видишь ли, оказались фальшивые! – с неожиданной злостью сказала Ульяна Федоровна. – Муляж. Вызывайте, говорят, полицию! Вызвали. Через час девочка уснула прямо в тележке. Еще через час соседка с мужем потеряли терпение. И уехали домой. Потом им пришел штраф за ложный вызов. Оказывается, полиция все-таки приехала. К вечеру. Через шесть часов после вызова.