Отношения с мужчинами у Натальи складывались потрадиционному сценарию. Сначала она влюблялась «по уши», до потери сознания,потом мучилась от того, что не считала себя достаточно красивой, чтобы удержатьвозлюбленного подле себя: Когда между ними происходил первый сексуальныйконтакт, она испытывала чувство вины, которое, впрочем, быстро и незаметнопревращалось в ощущение какой-то странной, подспудной тревоги. Дальше наступалпериод, когда Наталья начинала чувствовать себя «грязной», что только усиливалоее тревогу. Ей начинало казаться, что так любить мужчин, как она их любит,нельзя.

В какой-то момент она решила, что не будет любить мужчин истанет просто заниматься с ними сексом. «Я тогда прыгала из постели в постель,без разбора», — сказала Наталья о том позднем студенческом периоде своей жизни.На какой-то момент подобная тактика позволила ей справиться с тревогой, нозатем тревога стала преследовать ее неотступно. Собственно по поводу этойтревоги Наталья ко мне и обратилась.

В чем была причина ее тревоги? Ответить на этот вопроснетрудно, ведь в этом чувстве смешалось все: ее детский стыд, который онапочувствовала, увидев искривленное гримасой ужаса лицо матери, заставшей ее соспущенными трусами; ее страх и вина, которые она испытала, случайно подглядев,как ее родители занимаются сексом; наконец, те обвинения, которыми она себяосыпала за свою распущенность в студенческие годы. Но побольшому счету, онапросто мучилась от того, что в глубине своего подсознания считала своюсексуальность постыдной.

Ее мать была в ужасе, когда увидела Наталью со спущеннымитрусами, а потом Наталья увидела, что она — ее мать — получала какое-тостранное, неведомое ей удовольствие от чего-то интимного, что происходило междуней и отцом Натальи. Это странное, неосознанное девочкой противоречие легло воснову отношений взрослой женщины к мужчинам. Она увлекалась ими, но и бояласьсвоего увлечения. Эта ее внутренняя, скрытая от сознания борьба и вызывала вНаталье чувство вины, смешанное с тревогой, причину которой она не могла найти.

Теперь, когда она прочла о тех противоречивых чувствах,которые женщины испытывают к мужчинам, когда мы восстановили всю цепь событийсвоеобразного становления ее детской сексуальности (точнее сказать, ее детскогоотношения к сексу), все встало на свои места. Наталья почувствовала, будто унее с души упал камень, и ее тревога ретировалась, потому что исчезла вина.

В нашей культуре сексуальная сфера является одной из такихсфер, в которых наиболее часто возбуждаются чувства вины. Выражаются ли запретычерез выразительное умалчивание или посредством открытых угроз и наказаний,ребенок часто приходит к ощущению того, что не только сексуальное любопытство исексуальные действия являются запретными, но и он сам является грязным идостойным презрения, если интересуется этой темой.

Карен Хорни

Свобода — не то, что приходит при завершении; она должнаприсутствовать с самого начала.

Джидду Кришнамурти

Сексуальная незалежность

Не будет большим преувеличением, если мы скажем, что впервыесвою подлинную независимость и некоторую даже противопоставленность родителяммы почувствовали в период своего полового созревания (в пубертате). Именно вэто время мы стали осознавать, что между нами и нашими родителями существуетразрыв, а вовсе не связь, как мы до этого думали. С нами тогда сталопроисходить что-то и именно в том месте, которое прежде казалось нам «грязным»,любые действия с которым воспринимались нами как постыдные. И все это —ощущение «грязного места», ощущение «постыдности» — теперь вовсю противоречилонашему половому инстинкту.

Любые противоречия в системе — это точка конфликта. И воточевидный конфликт: с одной стороны, родители, которые, выполняя «социальныйзаказ», делали из нас благопристойных людей с «пустыми трусами»; а с другойстороны, наше собственное сексуальное влечение, разрастающееся и манящеепризрачным удовольствием. В нас сидело тогда два противоположных устремления —желание остаться «чистыми», не делать ничего «постыдного», и желаниепочувствовать то, к чему влечет природа любой подростковый организм.

В одной из пьес Франка Ведекинда юный герой говоритхрестоматийную фразу: «Умереть, так никогда и не узнав женщины, все равно чтопобывать в Египте и не видать пирамид». Вот, собственно, эти «пирамиды» и сталидля нас в свое время «моментом истины». Ребенок всячески пытается скрыть отродителей свое взросление, за которое ему перед ними просто стыдно. Но сама этанеобходимость скрывать, прятать свое возбуждение, свое желание неумолимоприводило к увеличению разрыва между нами и нашими родителями.

Причем ситуация такова, что ребенку абсолютно безразлично,как именно относятся к сексу его родители, либеральны они или консервативны,поощряют они его растущую сексуальность или же, напротив, хотели бы, чтобы мы«путешествовали по Египту без экскурсий». В любом случае родитель и табу,связанное с интимной сферой, — вещи в сознании ребенка неразделимые. Родитель —это тот, кто в свое время в спешке и некотором смятении натягивал на неготрусы, тот, кто отвечал на вопросы, касающиеся половой сферы, с видимымнапряжением, тот, кто подозревал его — ребенка — в чем-то «стыдном».

В общем, родитель автоматически ассоциируется у ребенка сзапретом на сексуальность. И это происходит не потому, что все родителиконсерваторы, а потому, что родители занимаются воспитанием ребенка (в этойсфере — только они), отражая, по большому счету, не свое мнение, но требованиекультуры. Родители — это оружие в руках культуры, оружие, служащее обществу дляограничения и подавления сексуальности «вверенного» ему ребенка, даже самоготолько детского интереса, обращенного в эту область.

Но какая разница, по своей воле или по воле общественногомнения и требований культуры наши родители подавляли нашу сексуальность, точнеедаже — просто приучали нас к «добродетельности» на этом пикантном фронте? Нет,разницы никакой в этом нет. Потому что вне зависимости от этого мы теперь им вэтом деле не доверяем и боимся, что снова, как и когда-то, нас обвинят,пристыдят, накажут. И страх этот — подспудный, не вполне осознаваемый —переносится нами на нашу сексуальную сферу. Кто-то начинает бояться последствийсвоего онанизма, кто-то венерического заболевания, кто-то беременности, кто-тоимпотенции. Тревога, поселившаяся в нас когда-то в детстве по этому вопросу иблагодаря родителям, никуда не девается, а просто приобретает все новые и новыеочертания.

Сексуальность — это то, чего мы стыдимся, и сколь бы мы нибыли «продвинутыми», эта сфера нашей жизни всегда будет нести на себе отпечатокнашего детства, точнее даже не детства, а родительского испуга, связанного снашей сексуальностью. Кто-то боролся с этим стыдом в своем подростковомвозрасте с большим энтузиазмом, кто-то с меньшим. Кто-то больше скрывал своюсексуальную активность от родителей, кто-то меньше, но это всегда — толькоколичественная, но не качественная разница.