Под стеной внезапно раздался треск, с каким вышибают у бочонка дно, потом забулькало пиво, стукнули кружки и два десятка голосов взвыли нестройным хором:

Любо, братцы, любо,

Любо, братцы, жить!

С нашим атаманом не приходится тужить!

Любо, братцы, любо,

Любо, братцы, жить!

С нашим атаманом любо голову сложить!

Содрогнувшись, Ардалион пробормотал сквозь зубы:

– Чума на этих нехайцев! Нет от них покоя! Не пройти ли нам подальше, государь?

Они зашагали по стене мимо зубчатого парапета, пандусов и лестниц, что вели вниз, в замковые дворы. У привратных башен, где тоже дежурили гвардейцы, Ардалион задумчиво поглядел на небо, вздохнул и произнес:

– В минувшие годы, когда я был молод и хорош собой…

– Ты и сейчас рыцарь хоть куда, – отозвался Клим. – Один я вижу недостаток – нет у тебя ни жены, ни детей. А это значит, что славный род твой кончится.

Его спутник сокрушенно склонил голову:

– Судьба, государь, судьба… Судьба! В те давние годы охотился я в лесах за Огнедышащими горами и повстречал там однажды деву-эльфийку прелести несказанной. Провели мы ночь, первую нашу ночь, среди трав и мягких мхов, и почтила она меня своей любовью… Ночь была такая, что нельзя забыть ее при жизни! И где бы я потом ни очутился, в раю Благого или у дьявола в аду, буду об этой ночи вспоминать. Когда же дева уходила, поднесла она мне мед, и я, глупец, его испил, не ведая беды…

Клим приподнял бровь.

– Отравила тебя?

– Нет. Но с той поры не гляжу я на других женщин и стремлюсь лишь к ней, к деве, что меня очаровала. Мы встречаемся… но редко, так редко!

– Почему бы ей не выйти за тебя, раз такая у вас любовь? – спросил Клим. – Ты граф, и ты не беден; жила бы в городском доме или в твоем поместье, кушала бы варенье из розовых лепестков да цукаты и рожала тебе детишек… У тебя же есть поместье?

– Есть, как не быть! Да только эльфы в наших домах и замках не живут, тесно им в каменных хоромах, тесно и убого – королевский дворец для них что нищая хижина. А в свои лесные чертоги, просторные да светлые, они нас не пускают. Так что ночь любви под деревьями – на большее рассчитывать нельзя. Детей с людьми они тоже не заводят, разве что по случайности. Век их, государь, долог, а наш – короток.

Опершись на зубец парапета, Клим бросил взгляд на небеса, потом на лежавшую внизу столицу. Прямо от ворот замка начинался Королевский проезд, в домах уже загорались огни, слышались смех, голоса и перекличка стражей, и только эльфийский особняк казался темным и тихим. Небольшое зданьице, скромное, а в нем – прям-таки Лужники и парк имени Горького… Здесь, в городе! Значит, могут, когда хотят.

Он прищурился. Еще одна мысль кружилась в голове, не давая ему покоя. Там, на городской площади, у храма Благого, Дезидерада сказала: «Нелюдь не брачуется с человеком, а я могу подарить королю сына…» Есть, есть у нее такое намерение! Верно Дитбольд говорил насчет великого дара. Иначе зачем мед ему предлагать и завлекать эльфийским чародейством? С чего бы?

Тут почудилось Климу, что сир Ардалион смотрит на него с тревогой и вроде бы даже с жалостью. Стукнув по камню кулаком, он произнес:

– Ну, спасибо тебе, граф. Ты меня предупредил!

– Да, твое величество. Конечно, хороша принцесса. Но примешь ты от нее мед, примешь любовь и останешься безутешным на всю жизнь. На всю жизнь! – Лицо Ардалиона внезапно исказилось. – Будешь, как я, раз в год мчаться в Эльфийский Лес, чтобы ее увидеть! Будешь в борении пребывать между долгом и страстью. Будешь…

– Не буду, – твердо сказал Клим. – И не в страсти дело, а в практических материях, так что мы пойдем иным путем. У эльфов третья мысль в голове, а мы чем хуже? Думаю, у нас и четвертая найдется. Политика, сир Ардалион, это искусство интриг и обмана.

Он прошелся от одной надвратной башни до другой, послушал, как позвякивают оружие и кольчуги часовых, взглянул на пылающие над вратами факелы. Потом протянул к Ардалиону руку.

– В этом мире я владею даром исцеления. Хочешь, попробую вылечить тебя? От несчастной любви?

Глава герольдов в испуге отшатнулся.

– Нет, государь! Маг меня лечил, но, к счастью, не вылечил. Вдруг у тебя получится? Нет, не нужно, не нужно!

– Ну, как знаешь, – молвил Клим и, сойдя вниз, зашагал к дворцу.

Стража у дверей ударила в щиты рукоятями алебард. По привычке он поднес ладонь к виску, затем обернулся: на стене, в пляшущих огнях факелов, маячила смутная тень. Кажется, тоскующий взор Ардалиона был устремлен на восток, откуда восходили звезды и где за Огнедышащими горами и пещерами драконов простирались Великие Эльфийские Леса. Пожав плечами, Клим подумал, что нет лекарства от любви, особенно несчастной, и направился в свою опочивальню.

Там он подошел к зеркалу и стукнул по раме согнутым пальцем:

– Ну-ка признавайся, старина, к чему ты мне этих барышень показывал? Эльфийку, нехайку и ту, что с синими глазами?

– Вот тупой поскребыш! – раздалось в ответ. – Ясно ведь было сказано: одна из них – твоя судьба и королева. Что тут непонятного?

– Судьба!.. – передразнил отражение Клим. – Не надо мне такой судьбы. Как-нибудь один доцарствую, без королевы. В холостом состоянии!

– А что тебя не устраивает? – поинтересовался старец. – Этакие красотки, а ты недоволен… С чего?

– Одна принцесса хитра, другая нахальна, и обе с причудами. А я хочу девушку без капризов и посердечнее, – сказал Клим. – Как у Бори Степанкова, капитана из моих сослуживцев. Его Вероника на скрипке играет в Малом оперном, борщ варит отменный, еще и дочкой его одарила… Мне бы что-то в этом роде.

– Скрипачку не обещаю, да и с борщом сам разбирайся, в замке двадцать поваров, – буркнул старец. – Ну, раз не любы тебе принцессы, так, может, третья девица подойдет. Она званием попроще.

Клим напрягся:

– Кто?

– В должный час узнаешь. Но думается мне, зря ты эльфийку отставил. – Тут старый греховодник облизнулся, стрельнул глазками туда-сюда и сообщил: – Ах, что за девки у этих эльфов! Красивые, страстные да умелые во всяких постельных художествах… И к тому же вечно молодые.

– Вечно – это сколько?

– Живут они раз в двадцать дольше вашего.

– То есть через сороковник я – дряхлый пень, а она – лебедь белая. Так не годится! – подвел итог Клим. – Ну а если б она родила мне сына или дочку, сколько такое дитя могло бы прожить?

Старец призадумался, собрав лоб в морщины, затем молвил:

– Лет двести или триста, полагаю. В бастардах эльфийская кровь разжижается. Но на пару веков ее точно хватит.

Я могу подарить королю сына… – снова вспомнил Клим. За этой фразой потянулась другая, та, что выкрикнула Дрейзе: на трон Хай Бории сядет эльфийский ублюдок. Прочно сядет, на двести лет! Кажется, нехайскую принцессу это не устраивало. Клима, впрочем, тоже.