доказывать, что евреи сами виноваты в том, что их преследовали в разные эпохи и в разных странах. И вот теперь я встретил этого прелестного персонажа у Марины.

– А-а-а, Сергей Иванович! Какая приятная неожиданность! – произнес я, нехорошо улыбаясь. – Как идет расследование мирового масонского заговора?

Услышав меня, Балагуров обернулся. За время, что мы не виделись, он заметно пополнел, лицо его стало одутловатым и приобрело нездоровый сероватый оттенок. Я слышал, что раньше он сильно пил, но в последнее время был вынужден снизить обороты из-за открывшейся болезни почек. Одет он был не в костюм и не в пиджак, а в какой-то полувоенный френч зеленовато-коричневого цвета с воротником-стойкой, застегивавшийся на пуговицы под самое горло. Я сразу перешел в нападение.

– Что это ты на себя напялил? – спросил я, смерив его взглядом с ног до головы. – Кого это ты все из себя изображаешь? Фюрера? Ананербе ты наш ненаглядный!

Балагуров злобно посмотрел на меня, бледное лицо его даже порозовело, но он быстро овладел собой и взял свой привычный менторский тон:

– По-моему, Алексей, ты уже слишком много выпил.

Услышать такое мне было обидно, тем более что отчасти это было правдой.

– А ты что, считал, сколько я выпил?

– Нет. У меня, знаешь ли, есть более интересные занятия.

– Вот как? Это какие же? Писать всякую хреновину в своем дурацком телеграм-канале? «В Выхино прорвало трубу, в этом явственно видна рука Госдепа…»

– Ты, видимо, находишь это смешным?

– Нет, я нахожу твою писанину глупой… А еще подстрекательской и опасной…

– Опасной для кого?

– Для общества. Ты – паразит!

– Это в каком же, извини, смысле? – криво ухмыльнулся Балагуров.

– А в таком! Ты паразитируешь на самых худших чертах человеческих – невежестве, ксенофобии, страхах иррациональных…

– Ох-ох! Куда тебя понесло…

– …Ты замусориваешь головы людям своими замшелыми страшилками про заговоры, жидомасонов, американцев вездесущих… Слушай, Балагуров, я тебя давно хотел спросить, а откуда у тебя бабло? Кто тебе деньги дает? Не Кремль, часом? А?

– И зачем это, скажи на милость, Кремлю мне деньги давать? – снова усмехнулся Балагуров. Он понемногу успокоился и теперь насмешливо посматривал на меня. Я чувствовал, что начинаю проигрывать словесную схватку, что говорю банальности, но остановиться уже не мог.

– А затем, чтоб ты людям мозги засирал! Чтоб они поменьше размышляли над тем, куда страна катится! Цены растут – Госдеп виноват…

– Ты говоришь вздор, – отмахнулся Балагуров, – а кроме того, сам себе противоречишь…

– Это в чем же?

– Обвиняешь меня в том, что я всюду вижу американский заговор, а сам всюду видишь кремлевский!

Это был хороший удар. Крепкий такой. «А ведь он в чем-то прав», – подумал я.

– Да не вижу я никакого заговора… – возразил я уже не так уверенно.

– Видишь-видишь, – сказал Балагуров, – кстати, заговоры, мой дорогой Алексей, все-таки существуют. Не станешь же ты утверждать, что в мировой истории не было заговоров?

– Вот не надо! Знаю я эту вашу дивную логику! Раз папа Борджиа отравил одного какого-то кардинала, то и все остальные кардиналы умерли от яда.

– Передергиваешь!

– Не передергиваю!

Я, видимо, не заметил, как стал говорить на повышенных тонах. На нас стали оборачиваться.

– Тише! Тише! – примирительно сказал Балагуров и попытался взять меня под руку. – Не шуми…

«А что я, действительно, тут разорался? – подумал я. – Наезжаю на этого дурака, скорее, по инерции… Да и не дурак он, может быть, а просто противный тип».

– Слушай, а что ты там писал про Любомирского? – вдруг спросил я.

Услышав мой вопрос, Балагуров вздрогнул и как-то тревожно оглянулся по сторонам.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

– Ну, что Славу якобы убили какие-то мировые агенты? Что за чушь?

– Не мировые, – поправил меня Балагуров, – а британские.

– Британские?! Почему не багамские?

– А потому, что Слава перед своей… смертью плотно занимался «делом Манюченко».

– Я что-то не улавливаю логики… Ты что, считаешь, что Манюченко убили англичане?

Сергей посмотрел на меня, как мне показалось, с чувством превосходства.

– А ты уверен, что его вообще убили?

– Не понял, – оторопел я. – Но ведь об этом писали…

– Кто писал?

– Как кто? СМИ…

– СМИ напишут то, что им сольют спецслужбы, – веско заметил Балагуров.

– Так что это было тогда, по-твоему?

– Это могла быть операция британской разведки, – заявил Сергей.

– Что?! Операция? Какая операция? – обалдел я.

– Инсценировать смерть Манюченко, дать ему новое имя…

– А Любомирского зачем?!

Балагуров снисходительно посмотрел на меня:

– Чтобы потом во всем обвинить Россию!

– Сережа, это бред, – сказал я, совершенно успокоившись.

– Как знать, как знать… – важно произнес Балагуров, глядя куда-то мимо меня…

«Нет, все-таки он – дурак!» – думал я про Балагурова, пробираясь через толпу гостей.

Я хотел выйти на лестничную площадку, чтобы немного подышать воздухом, но столкнулся в передней с преемником Любомирского Мишей Буткевичем. Он, видимо, собирался уезжать, в руках у него был плащ.

– Как дела у тебя? – спросил я.

– Ты имеешь в виду меня лично или журнал? – усмехнулся Буткевич.

Он по старой памяти называл свое интернет-издание журналом.

– Слухи ходят всякие: то вас покупают, то вас закрывают… Правда, что ли?

– Нет, неправда, не верь, – отмахнулся Буткевич, – конечно, никакой особой любви к нам в Кремле не испытывают, но и закрыть нас – это было бы слишком… нарочито. Мы стали уже частью пейзажа…

– Дозволенная оппозиция?

– Лучше дозволенная, чем никакой, – резонно заметил Буткевич.

– Слушай, – я понизил голос, – а что все-таки со Славкой случилось? На самом деле.

Буткевич внимательно посмотрел на меня.

– Если слегка перефразировать нашего дорогого президента, то можно сказать: он умер.

– Что ты говоришь?

– Да. Упал с высоты и разбился…

– Слушай, Миша, упасть с высоты можно в трех случаях. По неосторожности, тогда это – несчастный случай. Самому спрыгнуть – тогда самоубийство. Или тебя сбросили – тогда…

– Насколько я знаю, лазить с балкона на балкон у Славы причин не было… И кончать с собой тоже…

– Слушай, а чем Слава занимался перед смертью? Вы там в «Проекте» в этом направлении не думали?

– Думали, мы много о чем думали, – произнес он. – Ты же знаешь, Слава не любил рассказывать о своих расследованиях. Ну, до определенного момента…

Я ему, конечно, не верил. Не могло такого быть, чтоб он совсем-совсем ничего не знал.

– А что там Балагуров болтает про дело Манюченко? – спросил я.

– Да, Слава занимался делом Манюченко, но…

– Что «но»?

– Я не готов утверждать, что именно это дело могло послужить причиной…

– А ему удалось что-то выяснить?

– Я не знаю. Все Славины материалы по этому делу исчезли.

– Исчезли?

– Да. Слава хранил свои записи в двух местах – на личном ноутбуке и на редакционном компе… Ноут он всегда