– Понимаю, – протянул Кемаль. – А ваша жена, там, конечно, не была, но доказать ничего не может?

– Да в общем-то, может, только этим заниматься надо, и нам не суметь. Судите сами: Татьяна сидит в бассейне с ребенком… не нашим, ее знакомая попросила… кстати, та самая, которая в этот дом должна была переехать и тело обнаружила…

– Мария? – уточнил Кемаль, чтобы окончательно запомнить, кто есть кто в этой истории. Похоже, придется в этом сюжете осваиваться – вон, действующие лица как сговорились, все сюда подтягиваются, как будто он Пуаро какой-нибудь!

– Вы уже знаете? – удивился Борис. – Быстро вы… но это хорошо! Так вот: Татьяна в бассейне с ребенком примерно… тут, кстати, все примерно, потому что на часы редко смотрят, на отдыхе все… вечером темнеет, днем жара – вот и все наше время! Примерно, повторяю, часов с двух. Дальше: наша дочь… ей шестнадцать, такой возраст, сами понимаете… она тоже была в бассейне, а потом с каким-то местным красавчиком отправилась… погулять. У вас есть дети? – неожиданный вопрос застал Кемаля врасплох.

Господи, ему вообще сто лет не задавали вопросов! Разве что Айше… но это же… все равно, что он сам… и те вопросы, что она задавала… да, совсем другие вопросы.

Ты меня любишь? Когда вернешься? Будешь ужинать?..

Как допрос? Что нового? Нашел что-нибудь?..

Последние, деловые, задавали и коллеги, и начальство, но это… он же и сам их себе задавал, в них не было ничего неожиданного – неожиданными вопросами он обязан был удивлять и озадачивать подозреваемых и свидетелей, они же могли удивить и озадачить его ответами, или молчанием, или нежеланием давать вразумительный ответ.

Но чтобы так!

Наверно, русские как-то так общаются между собой… конечно, вся их знаменитая литература об этом кричит: они вечно разговаривают о чем-то задушевном и глобальном, причем так, словно от их разговоров может измениться мир. В свое время Кемаль внимательно, не отрываясь, штудировал «Преступление и наказание» и был поражен длиннотами диалогов. Зачем, например, следователю знать, верует ли подозреваемый в бога, и буквально ли верует?

А уж чтоб свидетель спрашивал полицейского, есть ли у него дети?..

Кажется, у них это называется «загадочная русская душа» или что-то в этом роде.

И, между прочим, придется ему ответить. Чтобы не уподобляться их же, русским, следователям из кино времен коммунизма: там строго и фанатично сверкающие глазами агенты госбезопасности всегда говорили, что вопросы, мол, здесь задают они.

И придется сказать, что нет.

Детей у нас нет. И уже, наверно, не будет.

Все, что у нас есть, это моя работа, ее работа, любовь, вечера и ночи… иногда только несколько часов, редкие выходные… ее книги, мой компьютер и вечные телефонные звонки, ни одного совместного отпуска, потому что… ну да, моя работа, ее работа…

– Нет, пока нет, – ответила за него подавшая чай Айше. – Но я вас понимаю, – по-турецки обратилась она к Татьяне, – я в университете работаю… сейчас такие молодые люди…

Что ж, она включилась в игру, тем лучше.

Айше всегда утверждала, что ничего не меняется, что жалобы стареющих поколений на «нынешнюю» плохую молодежь стары, как мир, что уже тысячелетия назад отцы предъявляли претензии детям: не то читают, не так одеваются, не так себя ведут, не ту музыку слушают… куда катится мир?!

Если она вдруг присоединилась к этому хору… значит, вопрос о детях не задел ее, и убийство интересует ее гораздо больше. Кстати, она сказала «пока нет», а это означает… нет, не отвлекаться на глобальные вопросы!

– Вот именно! – обрадованно подхватила Татьяна. – Ужасные! И наша дочь не ангел… поэтому я…

– Татьяна пошла за ними, – перехватил инициативу Борис, – вернее, побежала, как я понимаю. И вышла за ворота, и поругалась там на них… словом, оттуда она быстро вернулась в бассейн, потому что волновалась за ребенка, а к этому дому и близко не подходила. Все это, вероятно, можно как-то подтвердить, но мы, – он развел руками, – тут бессильны. Может, ее видел сторож у ворот, может, еще кто-то… приятель нашей дочери вряд ли что-то подтвердит, правильно?

– Да уж, маловероятно, – согласился Кемаль. – А потом что было?

– А что потом? Потом приходит этот… наш друг Байрам и говорит, что видел Татьяну здесь!

– Да нет… я имею в виду – днем? Вы-то сами где были?

– Я? Я с утра пораньше на пляж съездил, потом… дома был. Нет, еще в супермаркет ездил, кое-что на ужин купил, но это раньше было, до того как Татьяна ушла. Я по жаре не люблю, всегда дома сижу, читаю… да, я еще в Москву и в аэропорт звонил, мне завтра мужа Марии встречать, узнавал, не изменилось ли время рейса… потом… потом уже Татьяна позвонила, беги, говорит, сюда быстро, убийство тут!

– Во сколько это было, не вспомните?

– Конечно, нет! Я же говорю: мы здесь практически не следим за временем. Около трех… или после трех? Не знаю я!

– И вы сразу пошли сюда?

– Ну, конечно. Но я ничего не видел, меня же не пустили. Татьяна мне мальчика передала, чтоб я за ним присмотрел, и все.

– А вы, – Кемаль перешел на турецкий, – пришли сюда с ребенком – и что увидели?

– Как что?! Машины, люди какие-то… ленту натягивают… меня сразу остановили: вы кто, да куда, да зачем? Я говорю: мне ребенка отвести надо, вон в тот дом, а они мне: нельзя, его мать у нас, здесь убийство произошло… я не сразу поняла, в чем дело, я слово «убийство» не знала, они Машу позвали, она сказала…

– Простите, Маша – это?..

– О господи, это Мария, Мария… вы же сказали, что знаете! Я позвонила Борису… потом они стали меня расспрашивать. Про дом, про когда я где была, что видела… я даже за словарем сходила… со мной, кстати, один полицейский ходил, одну меня не пустили… вот и все! Я же никого не видела, ничего…

– А потом пришел Байрам?

Сторож, до этого нетерпеливо пытавшийся вникнуть в ведущийся на двух языках разговор, встрепенулся.

– А что я такого сделал, Танья-ханым?! Мы, Кемаль-бей, с Танья-ханым давно друзья, вместе работаем, я ей всегда помогаю, со всеми хозяевами ее знакомлю… я ничего плохого…

– Как же ничего плохого, если они говорят, что ты ее шантажировал? Ты ее у дома тут видел? Только правду мне говори! Если видел – точно давай: где, когда, в чем она была одета, что в руках держала! И сам ты где был – с какого точно места ее видел, куда сам направлялся, как был одет, кого еще встретил? Давай, рассказывай, все сейчас проверим!

– Да вы что, Кемаль-бей, какой шантаж?! Она меня не так поняла, мужа ее вообще при нашем разговоре не было, она ему что угодно могла наговорить! Нет, не со зла, мы с Танья-ханым друзья, просто не поняла. Я ей сказал, что видел, как она из бассейна убегала, спросил, что случилось… еще мы про дом поговорили… проблема у нас… опять же из-за того, что Танья-ханым не так поняла…