«Что же это за чудовище?» — спросите вы. Зачастую с виду довольно милое чудовище, надо сказать. Формально не сумасшедшее. Сжившееся и сросшееся с маской благодетеля, мученика, терпеливо несущего свой тяжкий крест, свое бремя заботы и ответственности за тяжелобольного человека. Психологический портрет набросать? Тут, скорее, фоторобот получится. Мазками. Абстрактно. Как портрет Клетчатого, но узнаваемость будет. Итак, глядите.

Человек с потрясающе развитой эгоцентричностью. Есть он, и есть другие средства для достижения его собственной цели — естественно, об этом он сам вам не скажет никогда. Психологически незрелый. Местами. Нет, он будет выглядеть и внешне вести себя как состоявшийся и ответственный, но если копнуть — там окажется слишком мало «нельзя» и слишком много «хочу», при совершенно вялой, практически агонизирующей борьбе мотивов. Эмоционально холодный — да, но только внутренне. Напоказ тут просто половодье чувств, но вот чтобы тепло и любя — это только по отношению к драгоценному себе. Истерические черты? Да, пожалуй. Не у всех и не всегда, но частенько. Гнет неких прошлых и настоящих внешних обстоятельств? Вполне может присутствовать, хоть и не всегда: авторитарное родительское «ты должна/должен это и не смеешь того», не особо сложившийся брак, когда надо делать хорошую мину при плохой игре (причем не противопехотную и не на футбольном поле), подспудное, но постоянное ощущение собственной ущербности или неоцененности — и при этом дефицит либо желания, либо возможностей переломить ситуацию в свою пользу чем-то конструктивным.

Что добавляет мрачных нот к ситуации — выявить подобный синдром и прижать носителя к теплой стенке в темном углу удается крайне редко. Это же все внутри семьи, как правило, происходит. Чуть нажмешь, усомнишься — и сам потом не отмоешься от встречных обвинений. Как! Это недоверие! Это гнусная клевета! Да какой вы после этого врач/соцработник/следователь! Опять же, поди еще докажи, если даже что-то обнаружили: действительно это по умыслу было сделано или же от недомыслия? Вы же знаете, как у нас обстоят дела с медицинской грамотностью населения, доктор… И даже если все раскрыто и доказано — как лечить? Психотерапией, от которой человек наверняка откажется? Или взяться в корне изменить основы личности? Ну так это (и слава богу) вообще из области фантастики. А если носитель такого синдрома еще и сам медик — то смело можно снимать фильм ужасов.

Словом, та еще проблема — к счастью, не слишком широко распространенная.

С четким, толковым и общепринятым определением негативным синдромам в психиатрии повезло не больше чем слову «жопа» в классической литературе: есть объективная реальность, данная нам во всей полноте ощущений и разнообразии находимых приключений, — а слова вроде бы и нет. Так и здесь: явление описано, термином пользуются, а стоит спросить, что же это такое и почему не отражено в МКБ-10,— у всех повальная дизартрия и шперрунги.

Так что же такое негативные синдромы? Негативные синдромы — это утрата сформировавшейся психикой уже имеющихся у нее качеств и свойств. Еще их называют дефицитарными, то есть ведущими к формированию психического дефекта: вот была цельная психика, вот выпал из нее элемент — получите дефект. Ах да, следует добавить, что причина утраты, выпадения этих качеств и свойств — психическое заболевание.

Существует шкала негативных синдромов: от самого легкого до тяжелого, конечного состояния психики: истощаемость психической деятельности; субъективно осознаваемое изменение «Я»; объективно определяемое изменение личности; дисгармония личности; снижение (или редукция) энергетического потенциала; снижение уровня личности; регресс личности; амнестические расстройства; тотальное слабоумие; психический маразм.

Теперь подробнее о каждом из синдромов.

Истощаемость психической деятельности. По внешним проявлениям она очень похожа на астенический синдром. Ей свойственны:

• повышенная утомляемость, причем неважно, чем заниматься: ворочать мешки или вести светскую беседу;

• раздражительность — не та угрюмая, что мрачно тлеет у дисфоричного фекалоида неделями и месяцами, а более подобная воздушному шарику на аллее кактусов: метнулся, хлопнул и обвис;

• эмоциональная лабильность, когда настроение за один день может поменяться от радужного через мизантропическое до самоуничижительного не один раз;

• гиперестезия, когда любой более-менее внятный раздражитель (звонок телефона, вспышка фотоаппарата, шлейф духов от проплывшей мимо дамы, неожиданное прикосновение) так болезненно бьет по нервам, что сдержать себя нет никакой возможности, — впрочем, как уже было говорено, всплеск этот ненадолго;

• ослабление памяти и внимания — не за счет того, что запоминать и концентрироваться уже нечем, а за счет того, что на запоминание и концентрацию нужны силы — а их нет.

Так в чем же различие?

Прежде всего, в несоответствии степени истощаемости тем внешним причинам, которые могли бы ее вызвать. Другими словами — где ты так работал, что настолько устал? С неврастеником все более или менее понятно: постоянный рабочий или бытовой стресс, куча нерешенных (а часто и нерешаемых в принципе) мелких задач, общая неустроенность и отсутствие пофигистического дао — и вот результат. То же и с человеком после тяжелой болезни: организм все силы потратил на то, чтобы выжить, тут не до высших материй. А вот когда подобные симптомы возникают на ровном месте, из ничего — вот тогда дело другое, равно как и направление диагностического поиска.

Кроме того, важна динамика синдрома. При том же неврозе или последствиях тяжелой физической болезни, операции или травмы этот синдром рано или поздно сойдет на нет: организм окрепнет, психика наберется сил и мудрости (последнее, впрочем, опционально), жизнь наладится — и прощай, астения, до новых потрясений. Истощение же в рамках негативного синдрома так просто не отпустит. Оно не уйдет, если даже поместить человека в идеальные условия, с пожизненной зарплатой только за то, чтобы он не смел нигде работать, виллой на Ривьере и ежесезонными куртизанками с ангельским характером при вполне земных формах.

Напротив (и это третье отличие), оно станет сутью самой личности, постепенно съедая волю, способность мыслить и поступать творчески, сопереживать и обращать свое внимание и интересы вовне (вплоть до превращения экстраверта в интроверта).

Субъективно осознаваемое изменение «Я». Помните кота Матроскина? «А я все чаще замечаю, будто меня кто-то подменил. О морях и не мечтаю, телевизор мне природу заменил». Формально, внешне и интеллект, и память, и характер человека прежние, и для окружающих он такой же, каким и был. Но не для себя.