— Вот пусть и покажет! — Серафима Павловна только чуток возвысила голос, и это показалось окриком: — А я ему в глаза посмотрю, и тогда увидим, кто правду говорит!

Пожалуй, такой эксперимент может закончиться обмороком. И вовсе не госпожи Милягиной. Родион терпеливо перевел дух и спросил:

— Вы знакомы с госпожой Основиной?

— Не имею чести.

— Фамилия Пигварская вам о чем-нибудь говорит?

— Не представлены… Долго еще? Мне прибираться пора.

— Мы не на допросе, и я не хочу, чтобы вы подумали, что…

— Опять на искренность давить станете? Ну, валяйте…

— Как прикажете. Где вы были утром 6 февраля?

Милягина что-то прикинула и сказала:

— Шестое — это когда было?.. Сегодня, значит, восьмое… А, позавчера. Совсем дура стала… Как обычно: Феденьку в гимназию отвела и за покупками. Весь дом на мне. Больше некому…

— У вашего мужа есть любовница? — спросил Родион.

— Наверно, есть, тот еще кобель. Махни юбкой, побежит хвост задрав. Это у вас, мужчин, сорок лет — седина в бороду…

— Много у него было романов?

— Считала я их, что ли? Вот еще занятие.

— Что бы вы сделали, если бы вам в руки попалась любовница полковника?

— Что бы сделала… — мечтательно улыбнулась Серафима Павловна. — Волосенки бы ей повыщипывала да за уши оттаскала. А дальше уж как пошло бы. Характер у меня тяжелый и рука крепкая, могу и зашибить, молодой человек.

— Позвольте кое-что показать вам, — сказал Родион и вынул снимки. — Не удивляйтесь, это полицейские фотографии, снятые на месте преступления. Лица выглядят немного неестественно, но так всегда бывает. Взгляните…

Он разложил веером фотографии.

Рука женщины, которая коня остановит, если мужу понадобится, вздрогнула. Серафима Павловна напряженно смотрела, не шевелясь. Ей очень хотелось зажмуриться, чтобы не видеть весь этот ужас, веревок на шее, неестественно раскрытых глаз. Но она не могла оторваться.

Родион ждал.

Наконец она шевельнулась и спросила:

— Что с ними? — Голос глухой, ни командной, ни властной силы не осталось. Усталая, испуганная женщина.

— Они убиты. Одна за другой, — ответил Родион. — Кого-нибудь узнаете?

— Нет… Нет… уберите.

— Может быть, вот эту… — палец указал на Лукину.

— Не знаю ее! — жалобно вскрикнула Милягина. — Не мучьте, уберите!

Ванзаров не стал испытывать женские нервы. Он собрал карточки и сказал:

— Как странно устроена ваша память, барышня Лукина давала у вас уроки.

— Не помню… Не знаю… Я слабая женщина, дом на мне…

— Жаль, что не помните. — Родион встал и оправил смятый пиджак. — Если бы память вас не подвела, можно было бы спасти еще одну жизнь.

— Чью жизнь?

— Еще не знаю. Но вы могли бы помочь. Надумаете — дайте знать в участок.

* * *

Чемоданы ожидали у портье. Половой доставил их в номер, получил причитаемое и пожелал приятного отдыха. Лебедев, не раздеваясь, плюхнулся на диванчик. Мебель нервно охнула. Он достал жестянку «Ландринъ», хрустнул леденцами и спросил:

— Как рассчитываете ловить убийцу?

Коля небрежно снял пальто, прошелся по мягкому ворсу цветастого ковра, приятно утопая каблуками, словно в густом лугу, и принял гордую осанку:

— Надо дать жару…

— Я вам такого жару дам, что вмиг дурь вылетит… — сказал Лебедев, хрустя так, будто перемалывал Колины косточки. — Чтоб думать забыли про «жар». Ни капли шампанского. Не вздумайте баловаться сигарами, у вас и без них вид глупейший… То есть барышням нравится…

— Но почему?..

— Без почему. Или даете самое твердое и безупречное слово выполнять все, что я говорю, или немедленно отправляетесь домой. Это не шутки и не забава. Вам убийцу надо на себя вытянуть. Голова должна быть ясной и чистой, у вас и так нервы будут на пределе. Я жду…

У него были планы на ловлю, теперь от них ничего не осталось. Да, что же так не везет гениальным сыщикам. Что за жизнь у них такая тяжелая.

— Даю, — обреченно сказал Коля.

— Вы кто будете? — спросил Аполлон Григорьевич, словно они только что познакомились.

— Как кто… — Коля замешкался. — Ну, богатый господин, князь или граф…

— Графа с князем сразу в помойку. Посмотрите на себя: у вас же пять поколений мещанских родственников на лбу нарисованы.

— Тогда наследник… Какой-нибудь богатый.

— Какой именно? Конкретно, биография, подробности.

— Купец, может быть… — сказал Коля и вдруг загорелся: — А давайте буду наследником золотых рудников в Манчжурии!

Лебедев брезгливо поморщился:

— Классику цитируете. Опять за Ванзаровым повторяете. Ладно, это может быть. Скажем, приехали из Иркутска прожигать жизнь…

— А можно еще и брильянтовые рудники? — с тихой надеждой спросил Коля. Он так много читал про алмазные копи и отважных искателей брильянтов, что грех было терять шанс к ним прикоснуться.

— Золотых шахт достаточно, — сказал Лебедев строго. — Как держать себя будете?

— Как-нибудь вот так… — Коля изобразил обнаглевшего мальчишку, хватившего бокал шампанского, отчего ставшего развязным и глупым.

Аполлон Григорьевич с досады швырнул горсть леденцов. Конфетки, что попали на паркет, запрыгали с веселым звоном. Но криминалисту было невесело.

— Вам надо стать не зазнавшимся гимназистом, которому отец выдал сотню на разгул и первую проститутку. Вы еще застесняйтесь мне тут!.. Повадка должна быть, повадка!

— Как это? — растерянно спросил Николя. Он воображал, что наследник золотых рудников должен быть веселым и бесшабашным. Столько денег в кармане, чего же не веселиться.

— Поймите, коллега, вам надо роль сыграть, точно и без помарок. Сразу. Второго спектакля не будет. Что понять надо? Понять надо главное: для вас все окружающие — мусор, песок, который сыпется у вас между пальцев. Все купить можете, ни в чем отказу нет. Вам ли опускаться до всякого сброда? Да вы их с потрохами купите. У каждого на лбу своя цена нарисована. Словно в лавку приходите, где все выложено. Бери, что хочешь — женщин, друзей. Вот что вложить надо!

Как видно, театр потерял в Лебедеве гениального режиссера. Давно кипело и вот теперь вырвалось. Или долгое общение с актрисой каким-то необыкновенным образом проникло ему в кровь. Словно театральный яд и зараза просочились в крепкий рациональный ум из болтовни Антонины. Кто его знает…

— Ничего не просить, все сами принесут, и еще на полусогнутых, — продолжал он. — Вы — хозяин жизни, и держите ее за горло. В каждом движении, во всей походке, в каждом взгляде должно быть презрение к жалким людишкам. Правильно дышать — лениво и медленно. Правильно двигаться. Одной половиной головы стать обнаглевшим негодяем, а другой — запоминать и анализировать. Сможете?