Если с ребенком занимались ранее, то он может пробовать выражать свои чувства либо в музыке, либо в рисунке. Но это требует большой ежедневной работы и отказа от многих удовольствий, которые впервые становятся доступными в подростковом возрасте. Многие, попробовав рисовать, смотрят на собственные произведения иначе, чем несколькими годами ранее. До того им нравилось все, что выходило из-под их карандаша. Теперь они видят беспомощные детские рисунки. Весьма часто внутренний критик отрицает детство как пройденный этап, но не готов поощрять подростка на работу, чтобы в постепенном труде приобретать навыки взрослого творца.

Можно выделить четыре варианта «судьбы» творческого потенциала после того, как естественное для любого ребенка стремление к «натуральному» творчеству вошло в соприкосновение и столкновение с социокультурной средой, выполняющей функции отбора, оценивания и редактирования продуктов этого творчества и инертно сопротивляющейся любым творческим инновациям. Путь, по которому пойдет подросток, зависит от мужества (жизнестойкости) и интеграции личности. При недостаточности того и другого наиболее вероятно подавление творчества, полная конформная (соглашательская) деиндивидуализация личности. При наличии личностной интеграции, но недостаточном мужестве преодолевать внешние барьеры, возможно ограниченное творчество. При высоком мужестве, но недостаточной личностной интеграции наиболее вероятно дезадаптивное творчество. В этом случае творчество связано с неврозами и другими нарушениями функционирования. Личности не удается справиться со своим творчеством, и творчеству не удается справиться с личностью. Возникает динамическое неравновесие: сохранение творчества достигается ценой принесения в жертву личностной адаптации.

Творческий человек всегда уязвим из-за открытости миру и тонкой, сложной внутренней организации, которая заведомо более подвержена срыву, чем простая организация. Человек отказывается от того, чтобы пожертвовать творчеством ради благополучия, и вместе с тем оказывается не в состоянии интегрировать его в свою жизнь. Такие люди демонстрируют высокий уровень творчества только с художественным или научным материалом, но не с собственной жизнью и не с социальной реальностью. Часто они оказываются неуспешными по отношению к собственной жизни не только по критериям адаптации и положительных эмоций, но и по критериям самореализованности, отношений с другими людьми, смысла и т. п. [97].

Последний вариант можно назвать «интегрированным творчеством». В этом случае человек владеет своим даром, своим творчеством, которое является для него не источником проблем, а источником силы, смысла и наслаждения. В истории культуры наряду с дезадаптированными творцами, у которых отношения с миром складывались очень непросто и болезненно, такими как Ван Гог, Достоевский, Мандельштам, были и другие, креативные не только в художественном материале, но и в жизни, такие как Микеланджело, Гете, Пушкин, Пикассо, Солженицын. И те, и другие испытывали одинаково много трудностей; различие заключается в успешности совладания с ними.

Таким образом, взрослое творчество отнюдь не является всеобщей необходимостью. Требование преодолевать сопротивление общества и самого себя в творческом процессе утверждали многие [42, 138, 117]. Творчество – это тяжелая работа, а потому романтическое отношение к нему как к чему-то абсолютно свободному не соответствует реальности. Оно не возникает автоматически и у людей, в силу тех или иных обстоятельств освободившихся от внешних ограничений. Творческие действия всегда нарушают существующее положение вещей в обществе, вне зависимости от того, в какой области проходят и насколько понимает это сам творец. Общество всегда противодействует такому нарушению, поскольку стремится к сохранению своего прежнего состояния [241].

Ребенок открыт миру, готов к любым движениям вперед, но у него мало опыта – единственного источника творческих идей.

Взрослый закрыт в той или иной мере от мира, так как уже знает, какую боль приносит непосредственность. Он накопил опыт, который теперь часто ограничивает творческую активность. Мы уже упоминали, что общество часто поощряет вариативное поведение в детстве и препятствует ему во взрослом состоянии. Очевидно, что возможны разные сочетания этих свойственных разным возрастам качеств, приводящие к неодинаковым последствиям для каждой пары взрослый – ребенок. Если в паре ведущим будет взрослый, то, скорее всего, ребенок, начав крайне интенсивно развиваться и проявив не свойственную возрасту творческую активность (поскольку она спровоцирована взрослым видением), быстро впитает особенности восприятия и представления взрослого и будет создавать то, что нравится взрослому, поскольку любит его и биологически запрограммирован точно чувствовать его настроение. Так часто бывает с вундеркиндами, поражающими общественность недюжинными возможностями в раннем детстве, но позднее ничем не выделяющимися из основной массы представителей искусства. В паре с таким ребенком обычно находится сильный талантливый отец или учитель.

Если в паре главенствовать будет ребенок, то, даже в раннем детстве не обнаружив чего-то знаменательного, весьма скоро он остановится в развитии как личность творческая. Ребенок бесконечно любит все, что он делает. Не получая адекватной обратной связи от взрослого, он будет воспроизводить одни и те же рисунки, сказки, музыкальные пьески, которые постепенно перестанут соответствовать его растущим требованиям к себе и другим, утратят свежесть и непосредственность, но приобретут нарочитость и примитивизм. Его собственный внутренний критик представит взрослого как некомпетентного в оценке его творений, а потому и сам будет слишком суров к ним. Поскольку в этой паре взрослый не смог научить ребенка интенсивно работать, чтобы достигать результата, творческая активность с наступлением подросткового возраста резко прекратится.

Наконец, возможно уникальное сочетание лучших качеств каждого возраста, когда лидерство взрослого будет проявляться лишь в том манящем направлении, которое будет увлекать ребенка, но не ограничивать его в восторге перед миром.

В каждом ребенке просыпается художник. Вообразим ситуацию, в которой друг пришел к художнику. Видя, что художник упорно трудится, желая облегчить ему жизнь, друг приносит ему готовую картину. В лучшем случае художник выразит недоумение, а в худшем – обидится. Эта ситуация является аналогом некоторых типов взаимодействия взрослого (друга) и ребенка (художника). Желая облегчить ребенку путь постижения мира, взрослый слишком рано дает ему наводящие советы или даже приносит уже готовые вещи, ограничивая возможности ребенка собственным, уже достаточно стереотипным мироощущением [129]. Каким же образом ребенок может учиться, то есть быть учеником, оставаясь художником, танцором, актером, музыкантом, поэтом?

Мы уже говорили, что ребенок строит свой рисунок как интеллектуальную модель мира, а не как его зримый аналог. Он рисует не то, что видит, а то, что знает. Это знание в рисунке он обобщает до символического описания, доступного ему на этом уровне развития. Но для взрослого важна внешняя похожесть рисунка ребенка на то, что он изображает. Предлагая ребенку технику повышения точности изображения, взрослые обедняют детское рисование, лишая его наиболее высокой, «мироустроительной» функции, а детское творчество – внутренней самостоятельности [131]. Не осознавая того, учителя могут разрушить результаты мироустроительной работы ребенка, борясь с «линией земли» и «линией неба». Это столкновение разных интеллектуальных и мировоззренческих концепций может разрушить творческий потенциал ребенка. Взрослый должен работать не с техникой рисунка, которая сменится, как только ребенок перейдет на другой интеллектуальный уровень, а с личностью ребенка, возможностями его восприятия и обобщения результатов этого восприятия.