– Ну хорошо, садись в машину, купим мы тебе одежду новую, – смилостивилась Ксения. – Только быстро.

– Ну так я ж готова. Надо только Марфу Николаевну дождаться… Марфа Николаевна-а-а!!!

Дуся звонко скрипнул зубами.

Костюм для Евдокима выбрали быстро. Ксения настояла на светлых тонах и легкой фактуре. Правда, произошла заминка с размером – оказалось, что на роскошных харчах, трехразовом питании и повышенной калорийности Дуся похудел на два размера.

– Не в коня корм, – обиделась повариха. – Кормишь его, кормишь…

– Дуська! Это же здорово! – стала прыгать возле брата Ксения. – Теперь все девушки твои будут!

Люся только фыркнула, выпрямила спину и поспешила в отдел нижнего белья. С ней и с Марфой Николаевной пришлось разглядывать витрины полтора часа. Дамы непременно хотели что-то такое, чего и сами не ведали. Ксения уже замучилась им что-то предлагать, но когда платье для Люси и трикотажный костюм для Марфы Николаевны уже были куплены, оказалось, что теперь надо покупать подарки.

– Я же говорю: Александр Иванович нам всегда к празднику подарки покупал! – настаивала Люся.

Ксения только беспомощно оглядывалась, она безнадежно опаздывала. Выручил Дуся.

– Александр Иванович вам зачем подарки дарил?

– Так праздники же! – пыхтела повариха.

– Чтобы у нас радость появилась, – добавила Люсенька, пытаясь разорвать упаковку и примерить платье.

– Правильно! Праздники! А у нас похороны, траур. Какая тут может радость появиться? У нас, значит, горе, а вам праздник, так? – гневно прищурился сын погибшего.

– Н-нет… – лепетала Люся.

– А какие подарки?! Вы низко пали в моих глазах! Ксения, а в твоих – низко пали?

– Угу.

– Да мы и не собирались за подарками, чего там. Мы просто предложили, а вы – поехали да поехали! Нам и не надо ничего.

– Я в вас не ошибся, – положил Дуся руку на широкое и горячее плечо поварихи. Та вытянулась в струнку, и он сразу же добавил: – Кстати, порядочный траур длится не менее полугода!

Все вместе поспешили в машину. Только Марфа Николаевна тихонько шепнула Люсе, кивая на Евдокима:

– Вроде все сказал верно, а чувствую себя дурой.

– Да я давно чувствую, – вздохнула горничная.

Дуся бежал в новом костюме к дому Ани Левашовой и догадывался, что сегодня время потрачено впустую. Правда, бежал – это сильно сказано, он просто шел чуть быстрее, чем обычно. Но для прежнего Дуси это был бег, и довольно стремительный.

– Вот… идиотство… – задыхался он. – Хотел же с самого утра следить за этой Анной, а сам повариху наряжал!

И все же торопился он не напрасно – прямо перед подъездом стояла машина с красным крестом. Едва Дуся подбежал, как она зарычала, обдала его вонючим выхлопом и поползла к главной дороге. Может, Евдоким и не понял бы, что это к Левашовой приезжали врачи, да сердобольная тетушка, стоявшая возле подъезда с пакетом молока, скорбно сложила брови шалашиком и проговорила неизвестно кому.

– Вот ведь как… Жила одна, как былинка, а теперь и пожалеть некому…

– Это вы про кого? – немедленно подскочил к ней Дуся.

– Да про Анютку, – кивнула тетушка вслед уехавшей машине. – Все. Увезли.

– Ее убили? – У Дуси перехватило дыхание.

– Нет, – задумчиво проговорила собеседница, прижимая к груди пакет с молоком.

– Сама умерла?

– Да типун тебе во все пузо! Чего каркаешь?! На сохранение девку повезли! Вот ведь заладил – убили, убили…

– То есть… как это – на сохранение?

– Обычно. Как беременных на сохранение ложат? Нет, не те бабы пошли! Вот мы дак раньше, разе когда где лежали? Я вот помню…

– Так это что же, Левашова беременна? – выкатил глаза Евдоким.

– Токо что сама призналась. Грит, ложат ребеночка сохранять, вы, грит, никому не говорите, токо маме, если приедет. Вот я и стою здеся, молчу.

Дуся онемел. Вот это гастрит! Понятно теперь, почему она лимоны хлестала…

– А куда повезли, не знаете? – наконец опомнился он.

– Так в роддом, наверное, куда еще! Сходи вон в консультацию, она здесь, за тем домом, да узнай, мне кто скажет-то! – осерчала тетушка и сердито хлопнула подъездной дверью.

Дуся не стал торчать пнем возле дверей, а понесся в указанном направлении. Нет, видимо, никуда от призвания не деться – все дороги ведут в роддом.

В женской консультации Евдоким чувствовал себя уверенно, будто сам семерых выносил. Подбежав к регистратуре, он небрежно изрек:

– Сестру мою увезли на сохранение, требуют документы привезти, вы мне не поможете?

– Имя, фамилия сестры, год рождения, адрес… – точно робот принялась перечислять молоденькая девица в белоснежном халате.

– Левашова Анна. Адрес… не знаю, она в том доме жила…

– Ну что же вы от нас хотите? Сходите, узнайте адрес, потом придете, – поджала губки девица и высокомерно отвернулась.

Номер не прошел. Дуся не дурак – принесешь ей адрес, она год рождения потребует, так и будет гонять. Дуся вышел на улицу и обратился к первой же женщине, которая не спеша направлялась в консультацию.

– Девушка! Вы не подскажете, вот этот дом какой номер?

Консультация обслуживала только людей с определенного района, поэтому женщина знала и номер этого дома, и многих других в своем районе.

– Этот – Мичурина, шестнадцать, а там вон – Мичурина, шестнадцать «А», а вот за тем домом уже улица Октябрьская начинается. И мой дом там.

– Спасибо! Дай бог вам мальчика!

– Да чтоб ты треснул! На кой мне мальчик сдался? Я в консультации медсестрой работаю! – расстроилась женщина и, не оборачиваясь, пошла, старательно подтягивая живот.

Теперь Дуся несся обратно в поликлинику. На стене, как и везде, висел огромный стенд, где было расписано, какой дом относится к какому участку и в каком кабинете принимает какой врач. Мичурина, шестнадцать, был третьим участком, и принимала его Ахова Валерия Валерьевна в одиннадцатом кабинете.

Возле кабинета томилась длинная молчаливая очередь.

– Я только спросить, – кинулся Дуся к двери, но его тут же поймала за брюки темная бровастая бабища.

– Ты это… совесть-то имей! Там же это… раздеваются!

Дуся понял. Возле двери он тоже стал стаскивать пиджак и расстегивать рубашку. Он, может быть, и оголился бы весь, но та же бабища снова недобро загундосила.

– Ты это… Тоже, что ль, смотреться? Тебе же… это… Только спросить! Так я чего говорю – ты это… пока не заходи, там же… это… женщины раздетые.

– А они все такие быстрые! – противным голосом заверещала старая леди в тапках на босу ногу. – Им ить как приспичит, хоть где вынь да положь!