Родными стенами могут стать и чужие. Важно, что в них вместилось. В стенах бывшего немецкого госпиталя расположился госпиталь советский, родной. Ну вот и все основания называть стены родными и поправляться в них быстрее, чем в любых других. А если учесть горячий душ и большой флакон ароматного жидкого мыла, выменянный на тушенку в прошлое воскресенье на местном рынке, предпосылок для скорой поправки становится намного больше. Ведь горячую воду и мыло можно умножать на два.

Доктор Еремина вернулась из душа в свой кабинет, заперла дверь, переоделась и накинула белый халат. Сушить волосы она не стала. Это было делом долгим, поэтому Алевтина лишь вытерла их и надела врачебную шапочку.

Проверив, лежит ли, как обычно, в кармане марлевая повязка, Еремина вновь покинула свой кабинет и быстрым шагом направилась к операционным. Если взглянуть со стороны, никаких признаков отравления «немецкой дрянью» больше не наблюдалось. Шла Алевтина ровно, не покачиваясь, энергично, да и выглядела свежей и бодрой.

На самом деле так все и было. Чувствовала себя Алевтина отлично. Наверное, потому, что никакого отравления на самом деле и не было. Закатанный рукав, шприц, конвульсии… это все отвлекло внимание прибежавших офицеров, и ни один из них не удосужился найти след от укола. Дырочка маленькая, понятно, не от пули все-таки, да только все равно заметная, особенно на женской нежной коже.

Этот спектакль дался Ереминой нелегко, но зато спас жизни одним и души другим, она могла собой гордиться. Бомбежка, конечно, все испортила, большинство «спасенных» Алевтиной погибли, но тут уж претензии к высшим силам. К Богу, к судьбе, к стечению обстоятельств… кто во что верит.

От большого коридора оперблок был отделен высокими стеклянными дверями, которые сейчас были почему-то распахнуты. Алевтина зашла в предоперационную, из которой открывались еще три двери. За двумя светились только синие лампы, шла санобработка, а в третьей комнате горел яркий свет и негромко переговаривались люди.

Еремина заглянула в операционную. Хирург «размывался». Он уже снял перчатки и фартук. Над столом склонились ассистент, медсестра и анестезиолог. Хирург вышел в предоперационную и снял повязку.

– Алевтина Дмитриевна, мое почтение! Как ваше драгоценное самочувствие?

– Хорошо, Яков Лейбович. Просто на удивление.

– Повезло вам. Говорят, бомбежка была страшная.

– Не в первый раз так повезло. В сорок втором, в Нальчике, наш госпиталь вовсе сровняли с землей, но я выжила. Как там товарищ Филин?

– Как вам сказать, чтобы не согрешить против ветра, – хирург вздохнул и достал папиросу. – Капитана Филина привезли почти холодным, прямо-таки комнатной температуры, вот в чем проблема. Сердечная деятельность была близка к нулю, тампонада… Мы вынули сгусток размером с кулак! И тут я преувеличиваю, вопреки обыкновению, самую малость! Ушили все, что протекало, но вы же понимаете… я не великий специалист.

– С вашим-то опытом, Яков Лейбович! Не прибедняйтесь.

– Хорошо, не буду. Ушили все аккуратно, чисто, большой кровопотери удалось избежать. Сейчас сердце вроде бы восстановило ритм. Состояние тяжелое, но стабильное.

– Спасибо вам, доктор. – Еремина пожала хирургу руку.

– Полно вам, доктор. – Яков Лейбович хитровато усмехнулся. – Вам точно не нужна моя квалифицированная помощь? Царапины, порезы, ушибы, прыщики в неожиданных местах… я могу посмотреть и обработать.

– Док-тор! – Алевтина улыбнулась в ответ и погрозила хирургу пальцем. – Давайте без профессионального романтизма.

– Б…ь! – вдруг воскликнул кто-то в операционной.

Почти одновременно громыхнул опрокинутый столик, брякнули лотки и зазвенели, рассыпаясь по полу, инструменты.

– Галя, держи его! Иван Сергеевич, что с наркозом?!

– Минутку, – Яков Лейбович кивнул Ереминой, развернулся и быстро вошел в операционную. – Что за шум и классовая борьба?!

– Отошли все! – вдруг рявкнул еще кто-то голосом, похожим на голос Филина. – Что вы тут делаете?! Отошли, я сказал!

Еремина бросилась к двери операционной.

– Что происходит, Яков Лейбович?!

Алевтина выглянула из-за плеча хирурга и замерла, шокированная уведенным.

– Ничего особенного, – запоздало ответил хирург. – Ваш Филин оказался неблагодарным засранцем. Мы вынули из него финку, а он теперь машет ею направо и налево. Он может кого-нибудь поцарапать.

– Я повлияю, – Алевтина шагнула к столу, рядом с которым стоял голый Филин с окровавленным ножом в руке.

Глаза у капитана были бешеные и взгляд поначалу не фиксировался. Но с каждым мигом в глазах у Никиты появлялось все больше и больше осмысленности. Впрочем, более заметной была не эта метаморфоза. Едва зашитая рана на груди у Филина заживала. Не прошло и минуты, как она стала выглядеть рубцом двухнедельной давности, из которого почему-то забыли удалить нитки.

На метаморфозу обратили внимание и другие.

– Да-а… швы пора снимать, – негромко и как-то чересчур невозмутимо проронил Яков Лейбович.

– Чем снимать-то? – проворчала медсестра Галя. – Инструмент весь на полу.

– Филин! – позвала Еремина. – Никита! Слышишь меня? Успокойся, все в порядке! Ты в госпитале, тебя лечат, ты скоро поправишься.

– Можно было без наркоза, – обращаясь к хирургу, тихо сказал анестезиолог. – Столько добра перевели.

– Во время операции все ведь по-человечески шло. – Яков Лейбович пожал плечами. – Нет, без наркоза он мог двинуть в небесном направлении. А так… посмотри на него. Корсар Карибского моря, с кортиком кверху. Беспощадный разбойник Бармалей. Сколько продлится фаза возбуждения, как думаешь?

– Думаю, вы не о том думаете, коллега. – Анестезиолог покачал головой. – Это не шоковое возбуждение, это что-то другое. Взгляни на шрам. Почти исчез.

– Они обо мне говорят? – Филин сфокусировал взгляд на Ереминой.

– О тебе. – Алевтина указала на финку. – Ножик брось.

Никита опустил взгляд. Обнаружив, что стоит посреди операционной голым, он резко прикрылся рукой и положил финку на стол.

– Фриц промазал, да? – Капитан ощупал грудь. – Не больно даже.

– Ущипни, а то проснуться не могу, – попросил ассистент хирурга медсестру.

Галя без промедления выполнила просьбу, и ассистент вздрогнул.

– Не промазал, – ответила Филину Алевтина. – Ты очень быстро поправился, после того как товарищи хирурги вытащили нож и зашили рану.

– Так бывает? – Никита поднял взгляд на Якова Лейбовича.

– Теперь бывает. – Хирург пожал плечами. – Но вам все равно лучше прилечь, капитан. Галя, каталку.

– И куда? – спросила медсестра, направляясь к двери.