– В третью палату.

– К тем двоим?

– Да. Случай похожий.

– А «те двое», это кто? – К хирургу обернулась Еремина.

– Пациенты с баротравмой. Утром поступили. «Катюшами» накрыло, вызвали огонь на себя. Мы подозревали разрывы внутренних органов, обширное внутреннее кровотечение, но… к вечеру они уже спокойно ходили по корпусу.

– Ложись. – Еремина указала Никите на каталку. – Сама тебя отвезу.

– Да я… дойду.

– Голый и без тапочек? – вмешалась Галя, разворачивая простыню. – Ложись, говорят. Алевтина Дмитриевна, там свободная койка у окна, нижнее белье в тумбочке.

– Спасибо. – Еремина придержала Филина, пока он укладывался на каталку, накрыла его простынкой и вывезла из операционной.

– Кто-нибудь верующий? – когда за Алевтиной закрылась дверь, спросил Яков Лейбович.

– Все вам расскажи, – буркнул анестезиолог. – Я в партии с тридцать седьмого. А что?

– Ощущаю потребность произнести молитву, но не знаю ни одной.

– Есть альтернатива. – Анестезиолог подмигнул медсестре. – Галя, будь добра, разведи нам… по сто грамм.

– Ночь на дворе, – буркнула медсестра. – Хоть бы до утра подождали… для приличия.

– Нервы не ждут, требуют успокоения.

– И еще неизвестно, какое будет утро, – продолжил мысль коллеги Яков Лейбович. – Даже если не поступят другие… такие же, как Филин… хлопоты нам обеспечены. Этот случай спустить на тормозах не выйдет. Это вам не внутренняя травма, которая то ли была, то ли нет… это…

– Все начальство и Смерш в придачу, – подсказал ассистент. – В гости к нам.

– Галя, разводи! – с заметной тоской в голосе, теперь уже не попросил, а потребовал анестезиолог…

Все, что сказали врачи, отложилось в памяти у Филина отчетливо, да только осмыслил он эту информацию с запозданием – лежа на каталке. Точнее, в тот момент, когда откуда-то вдруг возник ефрейтор Покровский, в белой санитарской куртке поверх формы. Алексей перехватил у Ереминой каталку и ловко завел ее в палату номер три – удивительно маленькую, всего на шесть коек, и единственную с зарешеченным окном. Нет, решетка была старая и условная, из тонких прутьев, наверное, раньше в этой комнате располагалась какая-то канцелярия или хранились матценности, но факт немного покоробил.

Филин уселся на каталке и осмотрелся. Его прибытия ожидали двое. Подполковник Васнецов и старшина Бадмаев. Оба в больничных халатах. Командир смотрел на нового обитателя чуть иронично, а Бадмаев расплылся в искренней улыбке до ушей. Никита покосился на Покровского, затем на Еремину и хмыкнул.

– Все в сборе?

– Все – это кто? – вдруг послышалось со стороны двери.

Филин обернулся.

– Теперь точно все. – Он кивком предложил войти. – Присоединяйтесь, товарищ замполит… к пролетариям всех стран.

– Ты это! – В палату вошел подполковник Стасенко. – Думай, о чем шутишь. Ну так что? Кто тут собрался, по твоему мнению?

– Вы-то как тут очутились? – удивленно спросила Еремина.

– По контузии.

– Не в госпитале, в палате. Как вы нас нашли?

– Приснилось. – Стасенко усмехнулся. – Не увиливайте от прямого ответа. Вопрос задан всем, товарищи разведчики. Вам, доктор, тоже.

– Собрались и собрались, – буркнул Покровский. – Так получилось. Свободная палата тут одна.

– Товарищ подполковник намекает на мистическую предопределенность событий, как я понимаю, – сказал Васнецов и теперь адресовал снисходительную усмешку подполковнику Стасенко.

– Это ж мракобесие. – Филин тоже усмехнулся.

– Вы оделись бы, товарищ капитан, – недовольно парировал Стасенко, – а то сидите при женщине в одной простынке, словно римский фараон в бане!

Услышав про «римского фараона», Васнецов, Еремина и Филин не удержались и покатились со смеху. Покровский присоединился секундой позже.

Бадмаев продолжал улыбаться до полного смыкания глазных щелочек, но просто радуясь возвращению Филина.

– Отставить ржач, – через силу приказал Васнецов. – Товарищ Стасенко на самом деле задал серьезный и глубокий вопрос. Есть мнения?

– Ой, уморил. – Еремина смахнула с ресниц слезинку. – Все, что я могу сказать, – всем повезло.

– В чем? – Стасенко поначалу насупился, но быстро отошел.

– Вы не понимаете? Каким-то образом к вам в организм попала немецкая дрянь. Та самая, из секретных вагонов. Поэтому вы все живы и здоровы.

– Это везение?! – У Стасенко заметно вытянулась физиономия. – Мы отравились какой-то химией и вы называете это везением?!

– Давайте без эмоций, – вмешался Васнецов. – Насколько это возможно.

– Как это без эмоций?! – Стасенко почти подпрыгнул. – Мы можем завтра умереть! Или превратиться в таких же… как те… которых вы гранатами…

– Не превратимся, – уверенно сказал Филин. – Немцы под этой дрянью становились неубиваемыми берсерками, тут сходство есть, только тупыми, как бараны. Если впереди не шел козел… в эсэсовской форме или в камуфляже, они сбивались в стадо и стояли.

– В одном из наших случаев и тут нет разницы, – буркнул, по обыкновению, Покровский, стараясь не поднимать взгляда на Стасенко.

Политработник все понял, задохнулся от возмущения и начал багроветь.

– Соглашусь с товарищем капитаном, – торопливо вмешалась Алевтина. – Немецкая дрянь делает из солдат неубиваемых берсерков. Как она действует – понятно только немецким изобретателям этого вещества, но очевидно, что мозги у берсерков работают плохо. В случае же с Филиным, да и с вами, система рушится. Вещество такое же, но эффект другой. Все в здравом уме. Почему?

– Вы опять уходите в сторону, – заметил Стасенко.

– Никуда мы не уходим, – возразил Филин. – Просто на ваш вопрос ответа нет. Насчет наших… метаморфоз… правильно? – Он взглянул на Еремину, а затем на Васнецова. Оба кивнули. – Тоже нет ясности. Но лично меня больше волнует другой вопрос: что дальше? каким боком все это нам выйдет?

– Вот! – Вечный скептик Покровский поднял палец кверху. – Практичный подход.

– Каким – не знаю, но боком – точно, – сказал Васнецов.

– Все молчи давай, – вдруг оживился Бадмаев. – Сюда много-много человек идут. Сердитый впереди. За ним четыре думать много, не верить чему-то. Еще трое выпили. Мало-мало, по сто грамм.

– Вот прямо по звуку определили? – недоверчиво спросила Еремина и перевела удивленный взгляд со старшины на Филина.

– С гарантией. – Никита кивнул. – Сами увидите.

«Сердитым», топавшим впереди всех, оказался старший лейтенант Ворончук. За ним в палату вошли два пожилых врача довольно заспанного вида и два офицера абсолютно не кадрового пошиба. При этом оба носили форму летчиков. Филину это противоречие резануло по глазам. «Летчики» выглядели максимум операторами аэростатов, но имели майорские погоны и даже орденские планки на груди.