– Подходишь к банкомату! – грозно говорит она, сведя брови на переносице. И показывает на холодильнике, как именно я буду это делать. – Там есть щелочка! – шарит рукой справа. – Вставляешь туда карточку! Появляется надпись!

Как вставлять?! Каким концом?! А если она туда улетит и больше не вернется?

– Набираешь пин-код, четыре цифры! Только четыре, сделай татуировку на коленке!

Ну а где этот пин-код вообще брать?!

– …и забираешь деньги!

Позвольте, а как эти деньги вылезли? Опять пропустила главное!

– Та-а-а-ак, – рычит тетка. – Показываю еще раз!

Самое главное – не это, а как я смогу удержать язык за зубами и никому не разболтать, что у меня есть карточка, а на ней лежит сто долларов!

Булка звонит – повеселевшая, небось выпила граммов двести, залить ее центнер этой каплей – как пописать в океан.

– Выбирайся уже в люди! Я тебя с Цирой познакомлю!

Цира – звезда из звезд, но простая и своя в доску.

– Это потому, что она конкуренции боится и всем молодым лезет без мыла в одно место, – ухмыляется Булка.

Что-то я устала от Булкиного злого языка. Ей-то на что жаловаться? Сама недотепа, не знает, что делать со свалившимся на нее успехом, – ее мальчику продукты покупаю я, на свои жалкие гроши.

Утром приходят из газовой компании – будут резать за неуплату. Помятая и злая Булка стоит потерянная, надо ее спасать, и я уговариваю работников подождать, бегу к банкомату и, как во сне, повторяю заученные действия. Карточка, пин-код, подождать. Есть! Есть деньги! Не веря своим глазам, танцую от радости – я не совсем тупая, у меня получилось! – прибегаю обратно, суровые работники оформляют какие-то документы, а Булка стала еще злее, чем раньше, и я не понимаю, в чем дело.

– Так, у тебя какие-то левые деньги появились, а я не знаю?! – шипит на меня подруга. – У меня от тебя никаких секретов нет!

Тут-то меня и прорвало – это же моя мама оставила, почему я обязана складывать в общий котел деньги, которые она заработала потом и кровью?!

Разругались мы в пух и прах. И я ей все сказала, и она мне. Потом сели, помолчали и договорились: надо разъезжаться, а то мы друг друга съедим.

Все равно у меня ничего не получается – двери захлопываются одна задругой. Ты нужен кому-то, только если у тебя есть что взять.

Все-таки хорошо, что я вернулась в родной дом. Тут по крайней мере у меня есть своя постель, где я валяюсь одна, собственное старенькое пианино, а что языки мелют недоброе – ну в самом деле, они и так и эдак не замолчат, что же теперь – в монастырь уйти из-за них?

Булка позвонила и сказала – пиши песню, я в жюри, пройдешь по конкурсу стопудово. Песня о родине. Патриотическая.

Мама, за что мне это?! Из патриотизма я помню только гимн и одно стихотворение. С первого класса еще, но оно не подойдет.

Ну что же, начинаю.

Дома целый день пусто, сижу на втором этаже, зима прошла, и цветущие персиковые ветки заглядывают в окна.

Музыка приходит ниоткуда, скорее всего, она где-то в пустоте моей головы, висит там и дожидается, пока я ее оттуда достану. Туго скрученные клубки новенькой, никому не слышной музыки следует размотать осторожно, тонкими ниточками – чтобы не порвать по дороге, и выпустить в воздух. Она повисает перед глазами, и теперь ее надо положить на клавиши.

Думать я не могу, быстро устаю, и любая мысль убегает, как ящерица, оставив оторванный хвост. Как можно писать музыку о родине?! Что такое эта родина? Как только я думаю все эти целлофановые мысли про родину, в голове совсем пустеет. Я не буду думать, вспомню восемь лет, проведенные вдали от персиковых цветов.

Как я сижу одна в своей роскошной спальне и мучительно хочу к сестрам, к маме и полоумному деду. Как мечтаю слышать вокруг свою, родную, речь, и никакие новые сапоги не уймут этой тоски. Я не умею обращаться со словами, я лучше просто звуками, с ними мне удобно.

И совсем чуть-чуть, для пряности, – вытаскиваю из головы томный взгляд оператора Славы – кто знает, а вдруг это моя судьба? Бывает же, чтобы первая любовь треснула и развалилась и появилась другая? Слава шептал мне на ухо, какая я удивительная и ни на кого не похожая.

Старшей тетке об этом лучше не рассказывать – может за волосы оттаскать, как мама.

А младшая тетка слушала и поддакивала – бывает, конечно бывает! Он такой хороший парень, талантливый, симпатичный – почему бы и нет?

Господи, о чем я только думаю? Песня о родине, а я про Славу с его томным взглядом!

Начиркала ноты в старенькой пожелтевшей тетради и спохватилась: нужны же стихи! Где мне искать эти долбаные стихи, чтобы не изуродовали музыку?

Сестра-Золушка пришла на помощь.

– Выбери отсюда, – протягивает коричневую брошюрку.

Иди ты, наша Золушка-то поэзию любит, оказывается! Между стиркой в холодной воде, варкой обеда на неделю, выгребанием золы из печки она читает стихи. Вот еще и такая моя родина.

Листаю брошюрку, читаю выцветшие буквы: вроде вот эти подходят по ритму. И тема – как раз то, что надо. Слегка подгоняю музыку под слова – здорово выходит, чтоб меня разорвало!

Отправлено – теперь осталось дождаться решения жюри.

По вечерам пою в ресторане. Дед сразу подобрел, еще бы – внучка зарабатывает. Я иногда персонально ему приношу сыр или горячий хлеб.

Больше не орет снизу – да насрал я в твою музыку, хватит уши терзать, позорище!

Вот идиот, прости господи, чего на него обижаться. Хотя я была бы не против, если бы он разок сказал – детка, ты молодец, я за тебя. Иногда тоже срываюсь и ору сверху вниз, а Золушка делает умоляющие глаза и шепчет – не так громко, соседи услышат.

Была бы жива бабушка! Как мы хорошо при ней жили: моя толстая усатая бабушка притягивала к себе людей, как магнит. Она всех кормила, дед ругался, но наш дом все любили, а бабушка говорила:

– Старый пердун, я из тебя короля сделала – если у тебя много, поделись, иначе твоим детям никто не поможет!

До сих пор не пойму, кто из них был прав: из тех, кто кормился в нашем доме, никто не помогает. То целыми днями задницы у нас просиживали – как вспомню, аж дрожь берет: держат свой кофе в отставленных пальчиках и бабушке на меня стучат.

– Фадиме, твоя внучка в одних трусах из дома вышла!

– Это шорты называется, Вардоооо! – отвечала бабушка, потому что ни с кем не ругалась.

А помогают мне те, кто ничего от нас не получал. И хоть дед вроде оказался прав, но он мне на нервы действует. Задолбал уже со своим наследством – даст не даст. Да подавись ты!

Еще бабушка была очень, как бы это сказать, невоспитанная. Ну она знала всякие скабрезные стихи и песенки, и постоянно всех разыгрывала. Например, своей незамужней золовке на сорок лет слепила из шоколада мужской… этот самый… орган, положила в коробочку, завернула в фольгу и отправила. Крику было! Зато все ее помнят, и пересказывают ее шуточки, и говорят, что при ней было радостно жить.