Она яростно мотнула головой.

– Нет, я люблю не его! А Давида Петкова, рожденного в Македонии и живущего в Испании на проценты по вкладу. Тот, к кому я испытывала чувство, оказался вымышленным персонажем. Это все равно что втюриться в киногероя. Как сейчас добрая половина испанских девочек бредит Аче из фильма «Три метра над уровнем неба». Только я уже не в том возрасте, чтобы им уподобиться.

– Ты знала реального человека.

– Да вот именно, что не знала! Какой он настоящий, этот Кирилл Исаев?

– Мне кажется, если бы он был по природе своей мерзким человеком, это вылезло бы.

– Оно и вылезло… Он хлопнул Савву и сбежал.

– Не факт, что Савву хлопнул Кирилл.

– А кто же? В его доме, из его пистолета? Барабашка?

– Шеф-повар кафетерия, тот самый, у которого родственник работает в полиции, сообщил по секрету всему свету о том, что убит Савва не из пистолета, найденного в комнате. И не с близкого расстояния.

– А что это меняет?

– Быть может, ничего. А возможно, все.

– Ладно, давай забудем?

– Хорошо. – Он постарался изобразить бодрую улыбку. – Какие у тебя планы?

– Хочу принять душ и лечь спать. Я сняла номер в этом отеле, боюсь ночевать дома. – Она достала из кармана шорт ключ и продемонстрировала Степе.

– Может, сходим куда-нибудь пообедать?

– Не хочу есть. И ходить никуда не хочу. Под душ и в кровать.

– Пойдем, я провожу тебя.

Диана кивнула.

Встав, она взглянула на себя в зеркало. Лицо все еще бледное, только под глазами красные пятна. Диана достала из сумки пудреницу, мазнула спонжем по нижним векам. Лучше не стало.

Пока она пыталась привести себя в божеский вид, Степа одним махом допил пиво и, прихватив сигарету, направился к двери. Диана последовала за ним.

– У тебя в стоимость проживания завтрак включен? – спросил он, придерживая перед ней дверь.

– Кажется…

– Значит, встретимся в ресторане. Или мне зайти за тобой, разбудить?

– Ни то, ни другое. Возможно, я просплю долго. Приму снотворное и проигнорирую завтрак. Давай встретимся на ресепшен часов в одиннадцать. Потом сходим ко мне, хорошо?

– Да, конечно. А потом, может, в Барсу скатаемся, погуляем?

– Извини, но я не смогу. Обедаю с одним человеком…

– А послезавтра?

– А послезавтра уезжаю с этим человеком в Англию.

Степа резко остановился и с недоумением уставился на Диану.

– Это мой друг, – пояснила она. – Он пригласил меня погостить у него. Я решила его предложение принять.

Он некоторое время переваривал услышанное, в итоге одобрительно проговорил:

– Думаю, это правильно.

– Если хочешь, я напишу тебе электронное письмо.

– И пришлешь фотографии!

– Обязательно! – Она указала на дверь, на которой увидела нужный номер. – А вот и моя обитель. Спасибо, что проводил, до завтра.

Они пожали друг другу руки и распрощались.

Утро в Бланесе начинается довольно поздно. В девять утра на улицах еще очень мало народу, магазины не работают, а кофе выпить можно только в барах при гостиницах. Крот это уже сделал. Испил капучино, весьма недурственный, а вот с завтраком решил повременить. Он поздно встал и пока еще не нагулял аппетита.

Утреннее испанское солнце было ласковым, и Крот с удовольствием подставлял ему лицо, сидя на лавочке набережной. Мимо него проносились любители пробежек, проходили уборщики с пакетами, собачники со своими питомцами, работники пляжных кафе. Все они мешали Кроту наслаждаться моментом, поэтому он встал и прошествовал к морю. Опустился у самой кромки воды на корточки, закурил.

Но и тут ему не было покоя! Две толстые русские тетки, судя по загару, а вернее, его отсутствию, только что приехавшие, с визгом пронеслись мимо него и влетели в море. Естественно, подняли кучу брызг, некоторые из них долетели до Крота. С ненавистью взглянув на баб через темные стекла очков, он поднялся на ноги и зашагал прочь.

Крот был мизантропом. Отъявленным! Он считал, что человек – гнуснейшая из тварей. Он не верил в бога. В ад и рай. А также в существование у гнуснейшей из тварей души. Но иногда, как говорится, в порядке бреда, он думал о том, что если реинкарнация существует, то он в следующей жизни хотел бы стать животным. Желательно собакой. Пусть даже крысой, все равно хорошо. А хоть бы и деревом. Тем же баобабом (как пел Высоцкий), все лучше, чем опять родиться человеком.

Крота вообще-то звали Валерой. Он появился на свет в небольшом старинном городке на берегу Волги. Мать его, Жанна, была из древнего купеческого рода. Половина города когда-то принадлежала ее прадеду. В том числе дом, в котором она жила со своей семьей. Только тогда, до революции, он целиком принадлежал им, а теперь только одна четвертая часть. Ютилась Жанна с родителями в комнате. У остальных соседей по две было, а им, будто в насмешку, выделили всего одну. Когда Жанна вышла замуж, в ней появился еще жилец, а вскоре еще. Впятером они жили в двадцати двух метрах. Дед по-черному пил. Бабка вечно таскала домой помоечных котов. Мать строчила на швейной машинке, зарабатывая шитьем на жизнь, отец играл на гитаре и пел – это было его хобби. Валера жил в сущем бедламе, но он ему очень нравился.

Он знал, что другие дети живут иначе. У них есть если не своя комната, то хотя бы угол. И в туалете можно сидеть сколько хочешь. Валера же не мог расслабиться даже в уборной. Она была одной на четыре семьи. Но это не омрачало его детства. Ему все нравилось. Он приходил из детского сада, где не было никакого покоя, попадал в тот же бедлам и чувствовал себя счастливым. Пьяные «проповеди» деда, мяуканье бабкиных кошек, стрекот маминой машинки, отцовские песни и общий ор (все всем мешали, поэтому выражали друг другу претензии) – все это было родным, поэтому особо не напрягало.

Когда Валере исполнилось шесть, случилось страшное. Дед с отцом выпили, повздорили, а когда зять лег спать, тесть взял топор и перерубил ему шею. Утром, когда все пробудились, пришлось вызывать «Скорую» и милицию. Деда забрали, бабка свалилась с сердечным приступом, отца похоронили. Дед умер в камере предварительного заключения. Бабка вернулась из больницы парализованной. Отец остался лежать под деревянным крестом без фотографии. Нормальный памятник ему так никто и не поставил. Мать практически сразу после похорон мужа сошлась с другим мужчиной и привела его в дом.

Нового «папу» Валеры звали Гришей. Это был мерзейший человек из самых мерзких. Хотя выглядел как ангел. Пухлый, белокурый, с огромными голубыми глазами, он мог втереться в доверие моментально. Так он и делал. Но Валера, еще ребенок, почему-то сразу его раскусил. Возможно, причиной тому было природное чутье. Он определял гнилых людей. «Унюхивал» их за версту. А Гриша «вонял» невероятно.