— Отпусти яблоко, — сказал он ласково и стал палец за пальцем медленно раскрывать ее окаменевшую ладошку, пока яблоко не упало с гулким стуком на пол. Антон аккуратно подхватил застывшую девочку под мышки и лихорадочно оглянулся. Вокруг все было разбито, опрокинуто, перевернуто. В углу валялось охотничье ружье Мансура. Пахомов сошел с ковра и опустил на островок деревянных половиц Додар. Затем взял угол ковра и резким движением набросил его на тело Мансура.

В этот момент неожиданно заскрипело крыльцо.

— Кто там? — крикнул Антон, прикрыв собой Додар.

На пороге стоял Поребриков.

— Я извиняюсь. Чего это здесь? Антон облегченно вздохнул.

— А мне откуда знать? Сам видишь, все верх дном. Черт! Черт!

Антон затрясся от загнанного внутрь напряжения.

Затем развернулся к Додар.

— Додар, скажи, кто это был. Кто здесь был?

Додар, испуганно вертя головой, ответила:

— Люди.

— Какие люди, Додар? Что за люди?

— Много людей. Все кричали.

— Почему кричали?

Додар неожиданно посмотрела Антону прямо в глаза так, что он замер.

— Тебя искали.

Стряхнув секундное оцепенение, Пахомов развернулся к Поребрикову.

— Ты что-нибудь знаешь?

— Да откуда, — пожал тот плечами. — Услышал шум какой-то, выстрел, вот и прибежал.

— А когда подходил, кого-нибудь видел?

— Ну да. То есть нет. Здесь никого не видел, только…

— Что?

— В сторону библиотеки твоей вроде народ пошел. Я еще подумал, чего это они.

— Библиотеки?

Антон застонал, как от зубной боли и заколотил себя по лбу кулаком. Потом опомнился и сел на корточки перед Додар.

— Ты ничего не бойся. Все будет хорошо.

— И с папой?

— И с папой, — после секундной паузы, проклиная все на свете, сказал Антон. Затем повернулся к Поребрикову.

— Значит так, Боря. Срочно звони Зимину и в отделение. Ай, черт! — спохватился Антон, вспомнив, что дочка Мансура все еще здесь. Затем взял Додар за руку и, успокаивая по дороге, отвел ее в дальнюю комнату. И через секунду, перепрыгивая через ступеньки, сбежал вниз. Там он распахнул ковер, отвернувшись, чтобы не видеть тело Мансура. Поребриков ахнул и перекрестился.

— Кто же его так?

— Да я откуда знаю! Может, он живой, а я его ковром накрыл. Черт, я ж даже не знаю, как там… ну… этот пульс чертов проверять. Ладно, погоди, я сам.

Антон подбежал к телефону и набрал Зимина. Тот, слава богу, был дома.

— Дима, это Антон. Срочно дуй к Мансуру, короче. Сам увидишь. Нет. Думаю, что уже нет. Но проверить-то надо. Давай. Ноги в руки.

Бросив трубку, Пахомов запахнул пальто и уже на бегу крикнул Поребрикову:

— Ну что встал?! Звони Черепицыну! И за Додар следи. Головой отвечаешь! Я к библиотеке!

На секунду обернулся и посмотрел на валявшееся в углу комнаты ружье. «Брать — не брать?» — подумал он. Чертыхаясь, подбежал и поднял ружье. Переломил, глянул — пусто. «Ай, блин!» Где Мансур хранит патроны, Антон не знал, а искать не было времени. Он с досадой отшвырнул бесполезное оружие и выбежал в дверь.

Поребриков тем временем, испуганно глядя на безжизненное тело, медленно двинулся к телефону. При этом он прижимался спиной к стене, как будто шел по карнизу небоскреба. Добравшись до заветной цели, он дрожащей рукой набрал номер отделения.

Разговор с сержантом был долгим и бессмысленным. Уставший после волокиты с Сериковым Черепицын вяло пытался разобраться, что же произошло.

— Какая толпа? Куда? К библиотеке? А Мансур тут при чем? Какая Додар?

Ничего толком не поняв, Черепицын повесил трубку. Через десять минут в кабинет зашел одетый майор.

— Сержант, я пойду к Серикову загляну, в смысле к покойнику, тьфу ты! Ну ты понял. Если кто звонить будет, Митрохин там, скажешь, что по делам отлучился. Хотя у него и мой мобильный есть.

— Товарищ майор, — вскочил Черепицын. — Тут это. Поребриков звонил.

— Ну и? — нетерпеливо отозвался майор, надевая перчатки.

— Да я думаю, опять хулиганит, за старое принялся. Начал какую-то чушь молоть.

— Какую чушь?

— Говорит, что вроде Мансура того.

— Что того? — нахмурился Бузунько.

— Ну, в общем, я сам не очень понял. Вроде как Мансура… убили?

«Убили» сержант произнес с вопросительной интонацией.

— Говорит, что, мол, народ поддал у Серикова и… А сейчас к библиотеке все пошли. И Антон туда же побежал. Ну так мне занести это в журнал? В смысле, звонок. Потом припаяем Поребрикову. Снова пьянство, телефонный… этот… хулиганизм.

Бузунько, который на протяжении всего короткого монолога сержанта молчал, вдруг посмотрел ему прямо в глаза и едва слышно, но очень четко произнес:

— Какое, мать твою, пьянство, сержант? Поребриков в завязке. — И через секунду заорал: — Быстро в машину!

Вывалившись из дома Мансура на улицу, толпа, повинуясь какому-то внутреннему голосу (а такой бывает даже у толпы), резко взяла курс на библиотеку. Сейчас уже не важно, почему именно на нее. Потому ли, что она находилась недалеко от дома Мансура и кто-то из толпы предложил заглянуть туда? Или, может, вспомнили слова Климова и действительно рассчитывали застать там Пахомова (вопрос «зачем?» был уже почти риторическим). Сопротивление Мансура как будто убедило большеущерцев в том, что они на правильном пути, — так милиционер, чувствуя испуг задерживаемого, принимает это за потенциальную вину и хвалит себя за хороший нюх. И большеущерцы, хотя уже и не помнили, зачем они ищут Пахомова, почувствовали в испуге и сопротивлении Мансура скрытую вину, заговор, преступление, которое они прямо-таки обязаны раскрыть. Им и в голову не могло придти, что Мансур схватил ружье не потому, что собирался защищать от народного гнева жизнь Пахомова, а потому, что хотел защитить свою собственную и жизнь своей дочери.

Антон бежал к библиотеке, но, как и толпа, плохо отдавал себе отчет в том, зачем. Ему почему-то казалось, что он еще может что-то исправить.

Толпу он заметил, как только вышел на финишную прямую, ведущую к знакомому зданию. Зрелище было красочным. Мерцая сигаретными огоньками и чиркающими зажигалками, хрустя по свежевыпавшему снегу и скандируя что-то отдаленно напоминающее «Вперед!», толпа эта была похожа скорее на армию, марширующую к бастиону противника.

И этим бастионом была библиотека. А что делают на войне с бастионами, Пахомов знал и безо всякого исторического образования.

Он на секунду остановился, перевел дыхание и снова бросился вперед. Он не знал, как сможет остановить толпу, не знал, что будет говорить, и он, конечно же, не догадывался, что и Сериков, и Мансур, и он, и даже Бульда — звенья одной цепи. Набирая скорость, чтобы опередить толпу прежде, чем она подойдет к библиотеке, Антон думал совсем о другом.