сталинском СССР о том, что репрессиям подвергаются только оппозиционеры, эти «бояре» нового времени). Стало ясно, что удары опричнины наносились бессистемно, а точнее хаотично, по всем сословиям и никакой далеко идущей положительной государственной цели, кроме запугивания, грабежа и усиления тирании, не преследовали.

В своей работе Веселовский двусмысленно упомянул и книгу Виппера, который тогда только что вернулся из эмиграции. В той, давней, книге Виппер, подводя итог жизни царя Ивана, говорил, что на нем, конечно, лежит определенная историческая вина, но писал об этом как бы вскользь, мимоходом, извиняюще. Веселовский обыграл этот момент, причем сделал это с долей насмешки в той мере, насколько позволял серьезный академический стиль: «С некоторыми оговорками можно принять замечание Р.Ю. Виппера, что «вина или несчастье царя Ивана состояла в том, «что он растратил и бросил в бездну истребления одну из величайших империй мировой истории», и «так же, как он быстро исчерпал средства державы, он вымотал свой могучий организм, истратил свои таланты, свою нервную энергию».

Придерживаясь стиля проф. Виппера, следует добавить, что «вина или несчастье» царя Ивана была в том, что он «вымотал свой могучий организм «не только на военном и политическом поприщах, но и «афродитскими и бахусовыми делами», если говорить языком кн. Курбского.

«Вина или несчастье» царя Ивана была и в том, что крушение его завоевательных планов совпало и, видимо не случайно, в полном соответствии с его неуравновешенным нравом, с тяжелой семейной драмой (смерть сына Ивана. – Б.И.), которая была одной из главных причин конца его династии и вызванных пресечением династии событием Смутного времени»[222]. До конца своей жизни Веселовский еще только раз сошлется на книгу Виппера, да и то негативно[223]. Напомню, что Веселовский никак не проявил себя и на докладе Виппера в Институте истории в 1942 г. Думаю, что молчал он вынужденно.

Во втором издании книги Виппер, не прибегая к нажиму или полемике, все выводы Веселовского попросту перевернул, прибавляя время от времени к имени кого-либо из казненных ярлык «изменник»[224]. Использовал в своих целях и другую работу Веселовского, посвященную монастырскому землевладению Московской Руси второй половины XVI в.[225] В ней было показано, что на пике опричного террора необычно возросли крупные и мелкие вклады в монастырские хозяйства, что иногда давало возможность спасти часть имущества и скрыться от опричного террора или хотя бы рассчитывать «на помин души» после казни. В Средние века убийство монаха, как и вообще церковника, считалось страшным грехом, хотя и церковь была втянута в доносительство и лживые оговоры, приводившие к бессудным казням братьев во Христе (убийство митрополита Филиппа, архиепископов Новгородских Пимена, Леонида и др.). Виппер и здесь, в монашестве, увидел злостные «явления скрытого неуловимого ухода от государственной службы, уклонения от работы на свою страну и свой народ»[226]. Гневно обличал: «Богатели во время разорительнейшей внешней борьбы паразитарные слои общества, под покровительством которых спасались те, кто обязан был служить в рядах бойцов»[227]. А почему самые массовые и богатые церковные вклады были сделаны в разгар опричнины, он так и не объяснил. Иван IV боялся и ненавидел церковь именно за то, что она для многих была последним прибежищем от его неистовства. Одновременно боялся, ненавидел и заискивал перед ней, будучи по библейскому определению – «содомитом»-бисексуалом. Не будучи рукоположен, скоморошествовал и «кромешничал» с опричниками в облачении игумена.

Такими недобросовестными приемами маститый профессор Виппер превращал в глазах читателя своей книги полуоппозиционного коллегу, серьезнейшего и независимого историка Веселовского, резко отрицательно относящегося к царю-садисту, в своего научного союзника и сталиниста. Может быть, он предполагал, что тем самым помогает ему? И все же Виппер не опустился до прямого доносительства. Если с кем-то из живых коллег он скрытно полемизировал, то это был именно Веселовский. (Карамзина, по понятным причинам, можно было причислять к зловредным «либералам» без опасений за его жизнь и карьеру.) Главным пунктом скрытной полемики стал вопрос о том, была ли опричнина отменена после 1570 г., когда, как писал Виппер, «обнаружилась измена иных из очень видных опричников», или она длилась вплоть до смерти Ивана IV. Казалось бы, это был чисто академический вопрос, но в условиях сталинского террора, не прекратившегося и в годы кровопролитной Отечественной войны, вопрос приобретал актуальное значение. Если Грозный свернул опричный террор еще в начале семидесятых годов и вернулся к традиционному способу правления и при этом уничтожил не только организационные структуры, но и самых видных главарей опричнины, то напрашивается вывод: сам царь понял неудачность опричного «эксперимента» и свернул его. А поскольку вся история с «реабилитацией» Грозного была затеяна для того, чтобы легитимировать продолжающийся террор сталинщины, то такой исход грозненской опричнины Виппера и его заказчиков не устраивал. Но он, как многоопытный специалист, понимал, что показания очевидцев, и в первую очередь опричника Штадена, говорят как раз в пользу Веселовского и тех, кто считал, что с опричниной было покончено самим царем, причем покончено тем же зверским способом. Царь разочаровался в опричном войске и опричной политике после поражения, нанесенного под Москвой Девлет-Гиреем, и героической защитой столицы земскими войсками. Только после этого опричнину начали сворачивать и опять с помощью казней, террора, садизма. Правда, Виппер не скрывал этого, да и невозможно было этого скрыть, а вот представить не бывшее бывшим и наоборот при определенных условиях можно. «Среди казненных за измену и по другим причинам было много опричников, и притом людей видных», – писал он. «По рассказу Штадена выходит, что Иван Грозный обратил свой гнев на недавних фаворитов и вернул свое расположение тем, кто был раньше под его опалой. В Записках о Московии рассказывается: «Великий князь принялся расправляться с начальными людьми из опричнины. Князь Афанасий Вяземский умер в посаде Городецком в железных оковах, Алексей (Басманов) и его сын (Федор), с которым великий князь предавался разврату, были убиты. Малюта Скуратов был убит в Лифляндии под Вейсенштейном: этот был первым в курятнике! По указу великого князя его поминают в церквах и до днесь. Князь Михаил сын (Темрюка) из Черкасской земли, шурин великого князя, стрельцами был насмерть зарублен топорами и алебардами. Князь Василий Темкин был утоплен. Иван Зобатый был убит. Петр Suisse (может быть Щенятев?) – повешен на собственных воротах… Князь Андрей Овцын – повешен в опричнине на Арбатской улице; вместе с ним была повешена живая овца. Маршалк Булат хотел сосватать свою сестру за великого князя и был убит, а сестра его изнасилована 500 стрельцами. Стрелецкий голова Курака Унковский был убит и спущен под лед…»

Рассказав