— Какого черта ты здесь разорался?

— Девка тут из полиции, — ответил Кристи. — Выследили нас они, Папаша.

Он остановился, удерживая меня так, что я могла видеть того, с кем он говорил. Этот человек был невысоким и смуглым, совсем не англичанином с виду, и даже я уловила некий иностранный акцент в его речи, хотя не решусь утверждать наверняка.

Кристи и тот молодой человек с пакетом, похоже, разговаривали на некой смеси шотландского и ирландского наречий, однако этот явно было образованнее обоих.

— А если и так, — сказал он недовольно, — за каким чертом ты притащил ее вниз?

— Да она визжала на всю округу.

Грозные нотки в голосе Кристи, с которыми он обращался ко мне, сменились подобострастными. Хватка его ослабла, и, как только рука его, зажимавшая мой рот, расслабилась, я изловчилась и укусила его. Он взвыл от боли, и мне удалось вырваться из его рук.

Освободившись, я обратилась к так и стоявшему в дверях мужчине:

— Не проявите ли любезность и не объясните ли мне причины этой выходки?

Он недоуменно посмотрел на меня, но, когда Кристи дернулся, намереваясь снова схватить меня, сказал:

— Оставь ее в покое.

А потом, резко повернувшись ко мне, добавил:

— Ну и что вы здесь делаете?

— Разыскиваю человека по имени Браун.

Нетрудно было заметить, что он не поверил мне.

— Ну что же, к вашему великому несчастью, — проговорил он негромким зловещим голосом, — такой здесь не обретается. Боюсь, что в течение нескольких ближайших часов вам придется разделить наше общество.

— Что вы хотите этим сказать?

— Скоро увидите.

Направившись по коридору, он открыл другую дверь. Когда он сошел с места, я успела заглянуть в комнату, из которой он только что вышел. В ней горел свет, я заметила какие-то станки и большие стопки бумаги.

Я успела бросить туда только самый поверхностный взгляд, поскольку Папаша обратился ко мне полным вежливой иронии голосом:

— Будьте любезны, пройдите сюда.

Он открыл дверь, пропуская меня в маленькую мрачную комнатушку. Я повернулась, чтобы посмотреть, последует ли он за мной, но дверь захлопнулась прямо перед моим носом, и я услышала, как повернулся в замке ключ.

— Что вы делаете? — закричала я в панике. — Выпустите меня!

Я дернула ручку, но конечно же без успеха; дверь оказалась довольно тяжелой, и справиться с ней мне было не по силам. Тут я услышала голос Папаши.

— Немедленно ступай к Чарли и пригони его фургон, — приказал он кому-то. — Скажи ему, что дело срочное, и возьми его большую машину. Она нам понадобится. Переезжаем.

Я услышала, как кто-то прогрохал по ступенькам, а потом до меня донеслись звуки поспешных сборов.

«Понятно, чем они заняты, — решила я. — Решили смыться отсюда, вот почему меня здесь заперли».

Я оглядела комнату, ставшую моей тюрьмой. Когда этот дом построили, она, должно быть, служила кладовкой, но теперь помещение пустовало, если не считать ряда отвратительно грязных полок возле одной стены.

Под самым потолком было небольшое окошко. Сквозь него проходило так мало света, что я решила, что оно находится ниже уровня земли. Грязный пол был забросан соломой и бумагой. Сочившаяся по стене влага оставляла темные потеки на некогда белой штукатурке.

В подземелье воняло, и я чувствовала, что если долго пробуду здесь, то задохнусь в такой атмосфере. Я захотела достать платок, чтобы вытереть лицо. Прикосновение грязной ладони Кристи было омерзительным и оставило гадливое ощущение. И только тут я поняла, что выронила сумочку и перчатки, — должно быть, когда сопротивлялась ему. Оставалось только сожалеть, что со мной нет ни пудреницы, ни помады — если бы я смогла привести в порядок свое лицо, это помогло бы мне приободриться. Тем не менее я поправила одежду и надела на голову шляпку. Прическа моя была в полнейшем беспорядке, я ощущала испуг и очень хотела знать: сколько меня здесь продержат и что, интересно, сделал Питер, когда, вернувшись в отель, обнаружил, что я исчезла.

Я слышала, как за дверью двигаются люди; каждые несколько минут кто-то поднимался или спускался по лестнице, и по тому, как медленно и неловко они поднимались наверх, и быстро и легко сбегали вниз, можно было понять, что они выносят тяжелые предметы. Я решила, что все тяжести выносят наверх для погрузки на грузовик.

Однако, пробыв в заточении примерно полчаса, я начала ощущать настоящий страх.

«Что, если, — думала я, — что, если они уедут и оставят меня взаперти?! Что, если эти мерзкие люди уже решили избавиться от меня?!»

Я попыталась утешить себя тем, что они вроде бы пацифисты и потому идея физического насилия должна бы вселять в них отвращение. И в то же самое время в этом Папаше ощущалась некая беспощадность, заставлявшая меня предполагать, что он не из тех, кто будет разборчив в средствах не только в отношении меня, но и кого бы то ни было.

«Питер прав, — пришла я к выводу. — Дело здесь не ограничивается одной пацифистской пропагандой. Саботаж — вот главное дело этих людей».

Чуть погодя я услышала, как во двор въезжает грузовик. Я удивилась тому, что он вообще проехал сюда, поскольку узкий проулок, которым я шла, явно был мал для проезда, по нему едва ли можно было провезти большую детскую коляску.

Вверху и внизу лестницы началась бурная деятельность. Я слышала, как Папаша отдает распоряжения пыхтящим и бормочущим людям:

— Туда… Полегче…

«Должно быть, таскают станки наверх, — подумала я. — Неудивительно, что они обозлились на меня! Им приходится таскать все эти тяжелые штуковины, поскольку я обнаружила их».

Мне уже надоело стоять, и тем не менее я не могла заставить себя усесться на грязный пол или прислониться к сырым и запятнанным стенам.

Раз или два я уже собиралась забарабанить в дверь и попросить какой-нибудь стул, но не стала этого делать — не только потому, что достойнее было соблюдать молчание, но и потому, что я боялась снова увидеть этих людей. Руки Кристи оставили синяки на моем теле, кроме того, он разбил мне нижнюю губу.

«Что, если они оставят меня здесь? — Только эта мысль вертелась у меня в голове. — Что, если меня не выпустят?»

Наконец, словно бы со стороны наблюдая за собой, я осознала, что прихожу во все больший ужас, впадаю в клаустрофобию, что не могу больше дышать, что тесные стены смыкаются вокруг меня.

Стало совсем темно, последние отблески света покинули окошко над моей головой, я основательно замерзла. И вдруг поняла, что не в силах больше терпеть. Бросившись к двери, я начала барабанить в нее кулаками и закричала.

— Выпустите меня! Выпустите меня отсюда!

Я услышала, как мужской голос рыкнул: