Вспомнив, что говорила Лизандра насчет отсутствия у нее вкуса, Марша порадовалась, что на ней бледно-голубое атласное платье с рукавами-фонариками. Платье было куплено готовым у модистки и подогнано по ее фигуре.

Кэрри проявила поразительное искусство, уложив ее волосы а-ля Сафо и вплетя в прическу золотую ленту. Маркиза одолжила дочери нитку жемчуга, с которой свисал крупный сапфир в окружении алмазов — настоящее произведение ювелирного искусства! Мать сказала так:

— Ты не дебютировала в Лондоне, поэтому я настаиваю, чтобы ты произвела впечатление сегодня, во время семейного выхода.

Дженис обернулась к Марше, ее глаза возбужденно сияли.

— Я в восторге, что наконец попала в оперу!

— И ты прекрасно выглядишь, как и положено леди в опере.

Дженис была в изысканном муслиновом платье цвета слоновой кости с блестками, которые сверкали в свете пылающих газовых ламп.

Питер, каштановые волосы которого были причесаны а-ля «испуганная сова», поправил шейный платок и с улыбкой оглянулся на сестер:

— Надеюсь, что вы не будете болтать все представление.

— Почему? — Дженис была настроена его подразнить. — Ты собираешься внимательно слушать пение? Или наша болтовня помешает тебе спать? Нам за твоей безумной прической все равно ничего не видно.

Марша засмеялась.

— Наверное, он будет разглядывать сопрано из-под своей челки. Я слышала, она просто красавица.

— Да, она красива, — сказал Грегори. — На днях я хотел послать ей цветы, да папа не разрешил.

Отец оглянулся.

— Питер, каковы правила? Нужно напомнить Грегори.

— «Не связываться с оперными певицами или актрисами», — почтительно сказал Питер. Но сам он едва слышал себя, потому что разглядывал хорошенькую молодую леди в ложе напротив, дочь виконта Пинкертона.

— А я думал, что правило звучит так: «Не нужно подлизываться», — весело сказал Грегори.

Мать ответила ему улыбкой:

— Это тоже одно из правил.

— Как, например, такое: «Позаботься прежде о лошади, а потом о себе», — добавил Питер.

— Это наше любимое, — усмехнулся Грегори. — Как и вот это: «Плати по счетам, прежде чем их предъявят к оплате».

Их отец — просто кладезь всяческих правил. Марша и Дженис весело переглянулись.

— Как насчет вот этого: «Грешно пользоваться нежными чувствами молодых леди»? — продолжал Питер. — Но, папа, последние одиннадцать лет моей жизни три сестры помыкают мной как хотят. Ты уверен, что у молодых леди бывают нежные чувства?

Братья рассмеялись, и Дженис стукнула их веером.

— Вот над этим правилом смеяться не стоит, — серьезно сказала мать. — Это мое любимое. Ваш отец знал, что я отчаянно влюблена в него, но ни разу не воспользовался этим обстоятельством в своих целях, хотя мог бы с легкостью. — Она ласково улыбнулась мужу.

Улыбнувшись в ответ, отец поцеловал ей руку.

— Верно. Это правило — самое важное. Вы, мальчики, должны ценить и уважать своих дам. Защищать их, холить и лелеять. Жертвовать своими желаниями ради исполнения их желаний. Обещаю, что вы получите великую награду — преданную любовь достойной женщины.

— О Майкл, — сказала мать, и ее глаза увлажнились.

Все это было очень романтично. Когда Марша была юной, цветком, обещавшим стать прекрасным, она любила наблюдать очевидные приметы того великого чувства, которое питали друг к другу ее родители. Но теперь, когда она смотрела на них, ей становилось совсем грустно.

Конечно, причина была ей известна. Только ей; остальным не узнать никогда. Эту тайну она унесет в могилу — о том, что отдала Финну и сердце, и тело. Все, без остатка, а потом ее щедрый дар стал ненужным и лишенным всякого смысла. По стечению обстоятельств, которые оказались сильнее, чем она, Марша, — или Финн.

Дженис сжала ее руку.

— Ты что-то стала грустной, — прошептала она.

Марша опустила ресницы и улыбнулась:

— О нет. Все хорошо. Правда.

— Интересно, встретим ли мы такую любовь? — задумчиво промолвила Дженис.

Марша взяла сестру под руку.

— Я знаю точно — ты ее встретишь, дорогая. Только наберись терпения.

Дженис приткнулась сестре под бочок, и Марше вдруг стало спокойно и уютно. У нее ведь была любовь, разве нет? Не та романтическая любовь на всю жизнь, как у мамы с папой. Наверное, не всем выпадает счастье испытать такую. Поэтому она не станет терять время зря, оплакивая себя или презирая Финна за то, что много лет назад он не осмелился бросить вызов брату и жениться на ней. Он был молод, слишком молод, чтобы принять любовь, которую она подарила ему столь безрассудно. Тем более чтобы выступить против сильной воли графа.

Через несколько минут Дженис встрепенулась. Села прямо, и глаза ее засияли.

— Они в коридоре.

— Кто? — Повернув голову, Марша уткнулась взглядом в толпу.

— Братья Латтимор, конечно. Их задержала пожилая вдова. Сядь прямо и делай вид, как будто тебе безразлично, что мистер Латтимор приехал сюда, чтобы тебя увидеть. Счастливица! Он такой красивый, просто невероятно! Должна признать, я наслаждалась поездкой к Эстли в его обществе.

Бедняжка Дженис. Она уже питает нежное чувство к Финну. Любая разумная девушка питала бы. Наделенный врожденным очарованием, он был невероятно привлекателен.

— По-моему, они оба здесь, чтобы повидать Маршу, — оглянувшись, шепотом сообщил Питер. — Это из-за нее лорд Чедвик разбил губу мистеру Латтимору.

— Тебе не полагается нас подслушивать или пересказывать глупые сплетни, — накинулась на него Дженис.

Ухмыльнувшись, Питер вернулся к созерцанию ложи напротив.

Марша расправила юбки. Сердце ее громко стучало. Что подумает Финн о ее платье? Похвалит ли его лорд Чедвик? Если да, она поблагодарит его, но постарается, чтобы в голосе не было излишней сердечности. Какой ужас — она уже целовалась с ним целых три раза. С мужчиной, который из всех мужчин в мире нравился ей меньше всего!

Когда они наконец появились в ложе, граф был просто ослепителен в вечернем наряде, мрачный и загадочный, внушающий почтение и даже робость. Куда до него Финну, который был легковесен, точно солнечный свет, — золотые локоны и милая улыбка.

В присутствии Финна вся компания разом заговорила, засмеялась. Дункан тоже не чурался светской болтовни, как и все, кто был в ложе. Но его глаза оставались печальными.

Марша встревожилась. Что случилось? Впрочем, напомнила она себе, ей нет до него дела.

Увидев Маршу, граф посветлел лицом, и она невольно почувствовала себя польщенной. А потом он поцеловал ей руку, и ее сердце забилось с удвоенной силой.