А утром, проснувшись, увидела чужого мужика, чужие волосы на подушке и услышала чужой запах. Ничего противного вроде, а чуть не стошнило. Больше экспериментов она не ставила. Потому что тошно, противно и… Больно. И навсегда решила «экскрементов» – так назвала она то приключение – не повторять.

С Козликом Лора увиделась на юбилее отца. Тот, отчего-то сильно смущаясь, представил жену, Риту. Эта самая Рита была обычная – взгляду зацепиться не за что. Ничего вроде плохого и ничего хорошего. Все гладко, пастельно и непримечательно. Лицо из толпы. Рита помогала Янине Васильевне накрывать на стол, а Лора курила на кухне и смотрела в окно.

Козлик зашел с подносом и, покраснев, как всегда, спросил:

– Как живете, Лариса Петровна?

Лора усмехнулась:

– Нормально, Козлик. И вы тоже вроде в порядке? – Полувопрос-полуутверждение.

Козлик кивнул:

– Да. Вот в Гарвард приглашают. Лекции читать, – почему-то виновато добавил он. – Там моя тема, математическое моделирование экологических процессов, штатников очень заинтересовала.

– Ну и славно! – равнодушно отозвалась Лора. – Спокойствие и деньги. Нормальные условия для жизни. У вас, кажется, ребенок?

– Мальчик, – поспешно ответил Козлик. – Петя.

– Вот и будьте счастливы, Козлик! – Лора загасила сигарету в пепельнице.

– А вы? – тихо спросил он.

– Что – я? – не поняла она.

– А вы – счастливы?

– Козлик! Смешной вы, ей-богу! – рассмеялась Лора. – А вас что, мучают какие-то сомнения на этот счет?

Он густо покраснел.

– Вот краснеть вам уже негоже, Козлик! Вы же – большой ученый! Профессор! Доктор наук! А все краснеете… Как мальчишка, – укорила его Лора. – Послушайте, – с легкой досадой улыбнулась она, – вы за меня не волнуйтесь! Не переживайте за меня, Козлик! У меня все в порядке! Вам это понятно? Ну вы же не мои престарелые родители! Просто на многое мы с вами смотрим по-разному!

Козлик глубоко вздохнул и грустно посмотрел на нее.

За столом народу было немного – пышного торжества отец не пожелал, от ресторана отказался, от юбилея в академии тоже. Катька, краснея веснушками, прочитала деду стихи собственного сочинения. У всех в глазах стояли слезы. У всех, кроме Лоры. Нет, мило все, конечно, и трогательно, но…

Мать поймала ее на кухне и выговорила:

– Дочь родная называется! Пару слов отцу сказать не можешь! И что он тебе сделал плохого?

– А что хорошего? – прищурилась Лора.

Но тост все же произнесла:

– Будь здоров, папа!

Князев усмехнулся:

– Твоими молитвами.

Лора встала из-за стола и пошла одеваться. За ней выскочил Козлик:

– Я провожу? До метро!

– Козлик! – резко обернулась она. – Оставьте меня в покое! Идите к своей жене! Это же неприлично, в конце концов!

– Почему? – непривычно жестко спросил он.

– Ну что вы, как первоклассник, честное слово! Да потому! – Лора с раздражением прибавила голос. – Потому! Потому что наши жизни па-рал-ле-льны! Это вы понимаете? А параллели никогда не пересекаются! Аксиомы Евклида. Пятый постулат. Это знаю даже я, приемщица из химчистки! А вы – математик, Козлик! К тому же профессор!

Подошел лифт, открылись двери.

– В первый раз жалею о том, что я математик! – крикнул Козлик.

Лора, не оборачиваясь, нажала на кнопку первого этажа.

Володька возник в час ночи с чемоданом в руке.

Она посмотрела на чемодан, потом на Володьку и снова на чемодан:

– Это что?

– Вещи, – ответил он. – Пустишь?

Выяснилось – Володька поссорился с семьей. С обеими дочками, дураком зятем и с супругой. Он нашел женатого любовника младшей дочери и дал ему в морду.

– За что? – не поняла Лора.

Володька удивленно вскинул брови:

– Ты что, дурочка? Он же подонок! Негодяй! Ломает девчонке жизнь! И из семьи, между прочим, уходить не собирается! Так и сказал! Ты представляешь, какая сволочь!

– Представляю – усмехнулась Лора. – Тебе это ничего не напоминает?

Он посмотрел на нее растерянно. Лора отправилась на кухню и стала чистить картошку.

Ночью она смотрела на спящего Володьку и думала, как надолго он задержится в ее квартире. Хорошо бы не очень! Максимум на пару дней. Больше вот точно не надо.

Но и за эти две недели, пока он пребывал на ее территории, Лора здорово устала от его разговоров, прибауточек – теперь уже вялых, заезженных, несвежих и натужных. От разбросанных носков, от пепельниц в каждом углу, включая туалет и ванную. От громкого звука телевизора. От ночного храпа и привычки сожрать бутерброд в три часа ночи. От зубной пасты на зеркале, от открытой крышечки бутылки с шампунем. От зубочисток на краю тарелки. От ежевечернего вопроса:

– А у нас есть кефирчик, лап? Ты же знаешь, я люблю на ночь!

– А ты купил, – взрывалась Лора, – раз любишь на ночь?

Они дулись друг на друга и не разговаривали.

Им было плохо вместе. А ведь это то, о чем она мечтала столько лет! Чтобы с работы и на работу! Чтобы в субботу и в воскресенье! В парк или в кино! В магазин или в кафе! И вечером с чайком у телевизора!

Ничего этого не было! А было плохо – и ему, и ей. Все раздражало, мешало и лишало привычных удобств.

Наконец Лора спросила:

– Мириться не собираешься?

Володька обиженно посмотрел на нее и принялся собирать чемодан.

– Устала от меня? – спросил он.

Она кивнула:

– Ничего личного. Просто привыкла к другому формату. Твоими, кстати, стараниями!

Володька ушел, и Лора расплакалась: «И вправду дура! Мать права! Вот был же шанс! Обогреть, удержать, привязать. Дура! Какая же я дура! Да нет, – внезапно разозлилась она. – Не дура. Просто мне это было нужно тогда. Раньше! А сейчас…»

Вспомнила грубоватые слова матери: «Раньше – целовали жопу генеральше».

Вот именно! И подите вы все, володьки, козлики, шмозлики и прочие. Впрочем, никаких «прочих» уже давно не было! Да уже и не надо, кстати!

Володька пообижался недолго – объявился через месяц с букетом желтых роз, в замечательном, кстати, настроении. Наверное, из-за того, что вернулся домой. И еще торжественно достал две путевки на море – неплохое извинение, которое она с удовольствием приняла.

Профессор и академик Князев умер под Новый год – и праздничный стол оказался столом поминальным.

Больше всех убивалась Катька – чуть в гроб к деду не легла. Янина Васильевна сидела на стуле и смотрела в одну точку. Лора села рядом и взяла ее за руку. Когда прощалась с отцом, тихо прошептала: