голову забавная мысль – она представила себя стоящей на стуле и прижавшейся лбом ко лбу Аво – иначе бы ему пришлось согнуться вдвое или вообще встать на колени. Мина не выдержала и так широко улыбнулась, что это заметил Галуст. Не отнимая лба, он прошептал:

– Я так рад, что смог сделать тебя счастливой!

Мина подумала, что это самое приятное, что она могла услышать, и на глазах у нее выступили слезы. Галуст был ниже ее, и в тот момент Мина держала на себе всю тяжесть креста. Теперь всю жизнь она будет просыпаться ранним утром с головной болью, которая не отпустит ее до вечера, и так будет всегда, и крест никогда не приподнимется.

Стойка для приема гостей была установлена снаружи, на городской площади. Дождя в этот день не было – вот уж поистине милость природы. Мужчины протанцевали вокруг невесты, потом принялись свистеть и вытирать ее туфли обеденными салфетками – и в этот момент Мина увидела знакомое лицо неподалеку от памятника Кирову. Улучив момент, она подобрала подол платья, чтобы не волочить его по земле, и направилась к памятнику.

– Рубен, – спросила она, – это ты?

– В Париже только и разговоров что о твоей свадьбе, – сказал Рубен. – Так что я не смог остаться в стороне и приехал лично тебя поздравить.

Мина не нашла что ответить. Она хотела спросить Рубена, где он был все это время, почему он сбежал, знает ли он, где сейчас Аво. С другой стороны, ей нужно было возвращаться – нехорошо, если гости увидят ее с Рубеном. Хотя они и так видят.

– Ну, прими мои наилучшие пожелания! – произнес он.

Мина уже приготовилась задать ему вопрос, но Рубен, по-видимому, понял, что ее волнует, и прервал ее:

– А что, Аво в церкви?

– Ах, – выдохнула она. – Его-то как раз и нет. Ты что, не знал об этом?

– Я не видел его с того самого дня, как мы уехали в Париж, – пояснил Рубен. – Но мы разговаривали по телефону. Я думал, что он приедет к тебе на свадьбу.

– То есть ты с ним разговаривал?

– Постоянно. Он брат мне.

Мина повернула на пальце кольцо. На этот раз драгоценный камень в нем был настоящий.

– Он счастлив?

– Думаю, да. Голос у него именно такой. Каждый раз, стоит мне набрать его, он начинает одну и ту же песню о том, как ему славно в Лос-Анджелесе.

– Калифорния, – произнесла Мина.

– Совершенно верно, – отозвался Рубен и улыбнулся. – Он сказал, что нашел работу. Борцом. Ну, ты знаешь, он всегда был атлетом. Как я слышал, получает неплохие деньги, но это довольно опасное занятие – можешь представить. Люди готовы поубивать друг друга ради денег. Но я не мог бы представить более «американской» жизни для него. О, мы много болтали об этом. Но с тех пор, как я приехал сюда, я больше ничего о нем не слышал. Ты ж понимаешь, что гораздо проще позвонить, когда я за пределами Союза – ну, во Франции, Израиле, в Испании или еще где.

– Так он стал борцом?

– Мне кажется, что он довольно много разъезжает по стране, хотя, я думал, он должен был приехать на свадьбу.

Мина переспросила еще раз, скорее больше для самой себя:

– Он стал борцом?

– Америка и не такое может сделать с человеком.

– Так почему он вообще уехал? Рубен, пожалуйста, скажи мне, если знаешь!

Рубен положил руки Мине на плечи:

– Хорошо… Или – нет, я не должен гадать.

– Скажи! – настаивала Мина.

– Что ж… Мне кажется, что это связано с тем, что случилось с Тиграном. Это его и подкосило.

– Да он едва знал его! Это уж нас тогда должно было подкосить, а не его.

– А, Мина-джан! Он что, ничего тебе не говорил об этом?

– Что именно?

– Не хотел бы тебе говорить… Я думал, он тебе давно все рассказал. Мне он сказал, едва только приехал в Штаты.

– Что он рассказал?

– О том, как умер Тигран, – начал было Рубен, но осекся. Он поправил рукава свадебного платья и отступил на шаг. – Аво сказал мне… Ладно, я и приехал для того, чтобы сказать тебе о том, что он хранил в тайне много лет.

– Скажи…

Рубен съежился и теперь выглядел еще меньше, чем когда сидел за игровой доской. Он нацепил очки и заговорил снова:

– Ну, когда Тигран умер, Аво пожалел тебя. Это так. Поверь, я бы и сам не хотел говорить об этом, но это правда, клянусь. Он сказал, что увидел, как ты плачешь совсем по-детски, и ты тогда напомнила ему – да, именно так он и сказал, – ты напомнила ему его же маленького, когда у него погибли родители. И он перепутал тогда жалость и любовь. Да, именно так он мне и сказал – жалость с любовью. И я хотел бы, чтобы ты и твой муж жили счастливо, не думая о том, что могло бы быть… Аво перепутал жалость с любовными чувствами и решил уйти, пока вы не совершили ошибку и не поженились.

– Понятно, – сказала Мина, прикрыв подбородок.

– Но это же и хорошо, – продолжал Рубен. – Ты свободна, счастлива в браке, а Аво… Аво станет только легче, когда я расскажу, как здорово тебе сейчас. Не следует оборачиваться назад. Тебе же больше не нужна его жалость? Посмотри же на себя, посмотри на свое свадебное платье!

Вскоре Рубен ушел, а Мина вернулась к гостям: свист и крики, крики и свист.

Молодая пара переехала от родителей невесты на верхний этаж самого высокого дома в Кировакане. В течение еще нескольких лет Мина продолжала учить игре в нарды после школьных уроков; она готовила, прибиралась в квартире, пришивала пуговицы к манжетам рубашек Галуста, прося его аккуратно закатывать рукава. После нескольких попыток она наконец забеременела. Потом еще. Сразу после свадьбы она перестала изучать карту Америки, хотя и продолжала перечислять названия городов. Купленная карта поначалу лежала в ящике стола рядом с книгой Ширакаци и ее парижским дневником. Но после, когда у Мины появились дети, карта стала тянуть ее в прошлое. Тогда она сложила карту в небольшой треугольник и бросила в мусорное ведро.

Глава пятнадцатая

Париж, Франция, 1983 год

Под балконом «Отель де Крийон» в сторону, откуда слышались хлопки петард, прошествовали всадники в белых портупеях, держа на плечах обнаженные шпаги. Марширующие музыканты выделывали со своими барабанами и трубами, тени от которых то и дело мелькали над собравшейся толпой, чудеса эквилибристики.