Нина открыла рот, словно хотела что-то сказать, потом закрыла. Потом она все-таки заговорила:

– И ты готова его любить? Возиться с ним? Тебе будет наплевать, что скажут другие?

– Да, – едва слышно ответила Дороти.

Горло сдавило от страха и предчувствия окончательного решения Нины.

– Это потому, что ты не боишься говорить другим, чтобы не лезли в твои дела. Ты смелая. И мозгов у тебя больше, чем у меня. Скажешь пару слов, и к тебе не суются. А я боюсь. Из меня вечно дуру делали. – Нина вздохнула. – И ты бы нянчилась с ним, как со своим?

– Да, – с жаром ответила Дороти.

– Выдавала бы его за своего? Но как? Все же знают, что беременной ты не была. Посмотри на себя. Тощая, как вешалка. Люди поймут, что ты врешь.

– Здешние – да, поймут.

– Ты… ты бы его куда-нибудь увезла?

– У меня есть родные в… далеко отсюда.

– Понимаю, – пробормотала Нина.

Впервые за все время знакомства с Ниной Дороти увидела ее погруженной в глубокие раздумья.

– Что ты об этом думаешь? – обождав немного, спросила Дороти.

– Думаю, это правильно. Лучше, чем монахини. Но мне… неловко просить, чтобы ты для меня…

– Тогда попроси не для себя, а для ребенка. – Дороти взяла ее за руку. – Представь себе: Дэвид… в приюте, вокруг – только чужие. Мне от одной мысли становится страшно. Этот дорогой малыш не заслуживает такой участи.

«Сделай это для меня, Нина. Решайся, глупая девочка. Не позволяй сомнениям сбивать тебя с толку. Я не хочу упускать такую потрясающую возможность. Я так давно мечтала о ребенке».

– И никто не узнает? – спросила Нина. – В смысле, что его настоящая мать – я? Ты никому не скажешь?

– Ни единой душе.

– Будешь всем говорить, что он твой?

– Да.

– И будешь его любить?

– Обязательно.

– Ты же любишь малышей, верно? И скучаешь по своему.

Дороти понимала: эти вопросы предназначены не ей. Нина пыталась себя убедить, что поступает правильно.

– Да, Нина. Я очень люблю малышей.

– Значит, Дэвид заменит тебе родного сына?

Что ей ответить? Чего допытывается эта горе-мамаша? Одно неверное слово, интонация, взгляд – и все может пойти насмарку.

Дороти медленно подбирала слова, будто говорила на чужом языке:

– Нет, Нина. Не хочу тебе врать. Родных детей не заменит никто. Но я верю… я знаю… я смогу дать Дэвиду все то, что не смогла бы дать ты… даже если бы и захотела. Тебе трудно представить, какую жизнь я могу создать этому малышу. Естественно, в хорошем смысле слова. У меня будет свой дом. Надеюсь, деньги тоже. Уютный дом, где у ребенка будет своя комната. Я наполню ее игрушками и книгами. Он пойдет в хорошую школу. У него появятся друзья. Он почти ни в чем не будет нуждаться… Но если тебе больше нравится монашеский приют, что ж, отправляй его туда…

Нина взглянула на ребенка. Тот уже спал у нее на груди. Маленький подбородок блестел от молока. Малыш дышал ровно и спокойно. Дороти смотрела на Нину и на ребенка. Она не будет звать его Дэвидом. Она молилась. Всем сердцем. Истово. Так истово, что ей казалось, будто на небесах ее слушают и могут помочь. И когда Нина отдала ей ребенка, одетого в вещи Сидни, Дороти дрожащими руками приняла малыша, прижала к сердцу и поцеловала в макушку.

Нина повернулась на бок, собираясь уснуть. Она попросила Дороти поскорее что-нибудь придумать с молоком, поскольку сама кормить ребенка больше не собиралась. Нина боялась, что молоко будет выливаться и оставлять пятна на одежде, а это может выдать ее с головой. Дороти понимала ее опасения и обещала найти замену грудному молоку.

Дороти отнесла ребенка вниз и уложила в большую черную коляску. Целых два года коляска пылилась и плесневела в сарае. Вчера, ближе к ночи, Дороти перетащила ее в дом, дочиста отскребла и оставила просыхать у огня. Малыша она завернула в одеяло, когда-то связанное ею. Сколько радости и надежд испытывала она тогда!

А малыш, который ничего об этом не знал, продолжал безмятежно спать.

Молоко. Нужно срочно искать молоко. Рожки у Дороти были. В свое время купила для Сидни. Она собиралась кормить ребенка грудью, но миссис Комптон посоветовала ей на всякий случай обзавестись рожками. Все четыре бутылочки так и лежали в коробках. Дороти их вымыла, наслаждаясь ощущением гладкого стекла. Формой своей рожки напоминали бананы. Потом Дороти надела на них резиновые соски. Она еще никогда не кормила младенцев молоком.

С молоком обстояло сложнее, чем с рожками. Сухое молоко, о котором она слышала, Дороти отвергла сразу. Малышу нужно натуральное. Однако и коровье не годилось для такого малютки. Тут тебе и срыгивание, и вздутие животика, и более серьезные осложнения. А если попробовать козье? Дороти знала о питательности козьего молока. Недаром им выкармливали больных и ослабленных детей. Лучше всего было бы найти кормилицу, только где их сейчас найдешь?

У Нины молоко постепенно иссякнет. Через несколько дней она вернется на работу, и тогда Дороти займется необходимыми приготовлениями. Ею владело странное, почти бредовое состояние, в котором смешивались радость и страх. Напряженная, чутко улавливающая каждый звук, Дороти слегка раскачивала коляску. Она чувствовала… нет, даже знала на уровне интуиции: с этого момента ее жизнью будет управлять ложь. Пусть будет так. Главное, она не одна. У нее есть ребенок. Это перевешивает все остальное. Это ее будущее, и другого просто быть не могло. Ее дальнейшая жизнь лежала перед ней, словно карта, и Дороти видела каждый поворот, который ей придется сделать.

Она качала коляску и ждала, когда ребенок проснется. Великая надежда вновь расцветала в сердце Дороти Синклер. Но если и этой надежде не суждено сбыться, если судьба ее снова обманет, такого горя она больше не перенесет. Она будет раздавлена окончательно. Навсегда.

А Ян? Ей почти не хотелось о нем думать. Встреча с ним была всего лишь кратким мгновением в ее жизни. Сладостным, удивительным. Вчера… еще вчера он был ее величайшей мечтой. Но сегодня его нет рядом. Даже не верится, что в ее жизни появилась другая мечта, затмившая прежнюю.

А Сидни, ее драгоценный малыш, что с ним? Ему ведь может не понравиться, что какой-то другой займет его место. Он даже может невзлюбить ребенка, подаренного Ниной. Дороти сознавала всю нелепость подобных мыслей. Сидни не узнает о ее тайне.

Малыш чуть вздрогнул, вздохнул и продолжал спать.

Маршалл

я тебя ненавижу Рейчел тебя ненавидит мы ВСЕ тебя ненавидим самое лучшее что ты можешь сделать это оставить нас в покое слышишь маленький уродец? После этого нам с сестрой будет о’кей, но никак не раньше ты уже нас достал и потому вали из нашей жизни видеть тебя больше не желаем