— Само собой, люблю, — согласился он, — но я в нее не влюблен. Ты, наверное, пошутила, Харриет.

— Нет, влюблен! — растерялась я.

Его глаза налились кровью.

— Вранье.

— Нет уж, Тоби, не увиливай! Я же видела боль в твоих глазах, ты меня не обманешь.

— Знаете, мисс Перселл, — быстро поднявшись, сказал он, — если хотите, можете и дальше считать себя современной женщиной, но на самом деле вы слепая, глупая, лишенная логики и эгоистичная!

Нанеся этот удар, он вышел, а я осталась сидеть с Марселиной на коленях и гадать, что на меня нашло.

С Домом что-то случилось, я чувствовала это, и Тоби стал еще одним симптомом. Из миссис Дельвеккио-Шварц лишнего слова не вытянешь, она не желает рассказывать ни о Доме, ни о себе, а Гарольд после возвращения из больницы снова числится в ее любимцах. Наверное, он даже не заметил, что она над ним смеялась, — так ему было больно. В Сиднейской больнице его направили к психиатру, а Гарольд оскорбился и укатил домой.

Ох, Дункан, как мне тебя не хватает!

25 декабря 1960 года

(Рождество)

Я приехала на праздники к родителям в Бронте, но переночевать на диване в большой комнате отказалась: завтра, в День подарков, я работаю. Дело в том, что на спортивных площадках к востоку от Королевской больницы в праздничные дни часто случаются травмы, вдобавок к нам привозят пострадавших в авариях и в пьяных драках. В Новый год я тоже дежурю, зато Энн Смит вызвалась поработать накануне, потому что как раз в ту же ночь дежурство у ее жениха. Перед Новым годом в травматологии любой больницы дел невпроворот, хуже всех приходится больнице Винни, потому что половина сиднейцев наносит ежегодный визит в Кросс, напивается до положения риз, пачкает улицы мусором и рвотой и не дает покоя Норму, Мерву, Бамперу Фарреллу и другим полицейским Кросса.

Я привезла Уилли бутылку бренди, бабуле — роскошную испанскую шаль, Гэвину и Питеру — объектив для макросъемки к цейссовскому фотоаппарату, папе — коробку кубинских сигар, а маме — симпатичное белье, сексуальное и вместе с тем благопристойное. Родные, в свою очередь, сложились и преподнесли мне сертификат на покупку пластинок в «Николсоне», чему я очень рада.

28 декабря 1960 года

Миссис Дельвеккио-Шварц подкараулила меня сегодня днем и зазвала на бренди, разлитый по стаканчикам из-под сыра «Крафт». При виде этих стаканчиков меня охватило раздражение.

— Так и не выбросили их? — спросила я. — Я же подарила вам на Рождество семь прекрасных хрустальных стаканов!

В последнее время рентгеновским взглядом меня просвечивали все реже, на лице домовладелицы часто появлялось отчужденное выражение, и даже мой вопрос не вызвал вспышку внутреннего маяка.

— Ну зачем же их портить? — сказала она. — Я берегу их до лучших времен, принцесса!

— Бережете? Разве я дарила их вам для того, чтобы вы их берегли? — расстроилась я.

— Если я буду пить из них, непременно какой-нибудь да разобью.

— Ну и пусть! Разобьете один — принесу вам другой.

— Нельзя заменить все, что разбито, — возразила она. — У первых стаканов есть аура, их семь — хорошее число, не шестерка, к тому же ты прикасалась к ним и заворачивала их.

— Я с таким же успехом могу завернуть и новые стаканы.

— Это будет уже не то. Нет уж, пусть пока полежат.

Я сдалась и сообщила ей об интересном разговоре с Тоби.

— А ведь я могла бы поклясться, что он влюблен в Пэппи!

— И никогда не был. Она привела его пять лет назад, чтобы потрахаться по-быстрому, а потом сообразила, что карты расскажут мне о них. Король Мечей. Так в Доме появился свой Король Мечей, принцесса, а найти такого гораздо труднее, чем Королеву. Мужчины не так сильны, как женщины. Но Тоби другой. Славный он, наш Тоби, — кивнула она.

— Знаю, — резко ответила я.

— Знать-то ты знаешь, да только слишком мало, принцесса.

— Слишком мало?

Но миссис Дельвеккио-Шварц уже сменила тему: оказалось, перед каждым Новым годом она устраивает вечеринку. Как она выразилась, «попойку и гулянку». Она уже стала традицией Кросса, все жители округи хотя бы раз побывали в гостях у нашей домовладелицы. Даже Норм, Мерв, мадам Фуга, мадам Токката, мисс Честити Уиггинс и еще несколько «постоянных» девушек урывают часок-другой, чтобы перед Новым годом заскочить к миссис Дельвеккио-Шварц. Я тоже пообещала прийти, но добавила, что в Новый год буду работать, так что праздновать придется без меня.

— Работать в Новый год тебе не придется, — возразила хозяйка. — Можешь мне поверить.

— Опять карты… — страдальчески протянула я.

— А как же, принцесса!

Выяснилось, что хозяйке не обойтись без помощи на кухне. Ребятам поручено закупить выпивку, женщинам Дома (во главе с Клаусом) — приготовить еду. Сама миссис Дельвеккио-Шварц по традиции жарит индейку — наверняка выйдет сухая и резиновая, с содроганием подумала я. Клаус приготовит молочного поросенка, Джим и Боб настрогают салаты, запасутся колбасой и булочками с сосисками, Пэппи — китайскими рулетами и жареными креветками, а мне достались десерты, любые, лишь бы можно было есть их руками. Я остановила выбор на эклерах, кексах с глазурью, шоколадном печенье с кокосовой стружкой и пирожных «Ниниш» с желе.

— Не забудь хрустящее печенье, какое ты пекла раньше, — посоветовала домовладелица. — Сладкое мне не по вкусу, но помакать печеньку в чай не откажусь.

Я рассмеялась.

— Ну и врушка же вы! С каких это пор вы пьете чай?

— Я каждый Новый год выпиваю по две чашки, — многозначительно объяснила миссис Дельвеккио-Шварц.

— А как Гарольд? — спросила я.

— Гарольд, Гарольд. — Она скорчила гримасу. — Карты говорят, что уже совсем скоро он будет не нужен Дому. Как только его время истечет, он вылетит отсюда.

— Думаю, бесполезно рассказывать вам, что и Пэппи уходит, и Тоби… — Я вздохнула. — Дом разваливается на глазах.

Только теперь ее взгляд снова стал рентгеновским.

— Не смей так говорить, Харриет Перселл! — сурово велела она. — Дом вечный.

Вышла Фло, позевывая и потирая глаза, увидела меня и живо забралась ко мне на колени.

— Впервые вижу ее заспанной, — призналась я.

— Да, она спит.

— И я ни разу не слышала, как она говорит.

— Говорит.

Я медленно побрела вниз, ведя за ручку Фло. Вечер обещал быть сносным только потому, что миссис Дельвеккио-Шварц доверила мне ангеленка. Когда я привела девочку обратно, время близилось к девяти (Фло не соблюдала традиционный детский режим: она бодрствовала, пока ее мать не ложилась спать. Что сказала бы по этому поводу моя мама?), миссис Дельвеккио-Шварц сидела в темной комнате, а не на балконе, как летом. Перед ней на столе поблескивал Хрустальный Шар, будто вбирая в себя каждую частицу света уличного фонаря, лампочки в коридоре, фар редких автомобилей — какого-нибудь «роллса» с шофером, доставившего клиента в дом 17b или 17d. Увидев мать, Фло замерла и сжала мне руку, ясно давая понять, чтобы я не шевелилась. Мы простояли в полумраке почти полчаса, и все это время исполинская туша не двигалась, приблизив лицо к Шару.