− Может, в такси… Может, на стройку… − пожал плечами Жуков. − Паркет я там научился класть. Шов в шов.

− Для этих профессий здесь своя эмиграция имеется, − сказал Квасов. – Бывшие братские народы Эссе-се-сер. Э, Ленька, ты чего без нас-то хлебаешь, змееныш?

− У вас все разговоры умные… − вздохнул Леня, пожав плечами.

− Да пусть человек выпьет, если душа просит, − сказал Жуков. − А ты где и кем?

− Свободный предприниматель, − ухмыльнулся Квасов. – Так… Всякие делишки. Я ж на оборонном заводе работал, − поведал грустно. – Ну, фрезеровщик шестого разряда, потом классным лекальщиком стал, а что такое лекальщик? Высшая каста! Ловля долей микронов! И что? На заводе теперь пивной склад, куда станки делись – загадка, на лом пошли разве? На лом, точно! К ним умные руки нужны, а эти руки тоже на лом выброшены. Кстати, у нас один токарь в Штаты подался и пристроился там – будьте-нате! С ходу взяли!

− А вот ты зря не уехал, – икнув, скорбно качнул головой Леня, склонившийся над жестяной банкой с красной икрой, откуда скаредно выковыривал осклизлой вилкой липкие алые шарики и тут же судорожно их поедал. – Жил бы сейчас, как мистер-твистер… − Его глаза, чьи зрачки сузились в две неподвижные точки, были менее выразительны, чем у дохлого ерша.

− А родителей больных куда деть? А язык? Да и вообще я русский… Этот вот… − кивнул на Жукова. – Юрка − он всегда авантюрист был. Еще в школе, помню… Подначил меня, хорек, по два дневника завести: один для родичей, другой − для учителей. Ну и раскрыли нас. Еще бы! Сплошные пятерки, дома нас зацеловывают, а в журнале – стаи «журавлей»… Месяца три кайфовали, а потом созвонилась завуч с мамами-папами и − конец афере! Идем из школы, а он говорит: все, хана, здесь не жизнь, выпорют и сгноят за учебниками; у меня есть двенадцать рублей, давай бежать в Турцию… На полном серьезе подбивал. До Батуми, мол, на крышах поездов доедем, а там − переплывем.

− Диссидент с детства! – клюнув носом, произнес Леня. Затем, двумя руками взяв опустевшие бутылки, уткнул их горлышки в свою рюмку. Глядя на стекающие со дна капли, восхищенно прошептал: − Великая вещь – сила тяготения… − Затем, неверной рукой выставляя тару под стол, сверзился с табурета и, попытавшись подняться, схватился на ручку холодильника, отлетев вместе с распахнутой дверцей прямо на колени Жукова, чудом удержавшегося на стуле.

− Готово дело, − угрюмо покачал головой Квасов.

− Ну, я пошел… − Леня встал, его качнуло, боком отнесло к плите, а затем он стал потерянно ощупывать стену, видимо, отыскивая в ней дверь, ведущую на выход.

Стараниями собутыльников выведенный из строя товарищ был препровожден в одну из комнат, помещен на диванчик и тут же надсадно захрапел, уткнувшись носом в прокисшую подушку.

− Часок продрыхнет, отойдет, − умудрено высказался Геннадий, возвращаясь с Юрой на кухню. – Пустой человечишка! Но так, кое в чем помогает…

− А ты чего, слесаришь? − спросил Жуков, наливая по стаканам сок из пакета.

− Так, частным образом.

− И чего именно?

− Разное… − прозвучал подчеркнуто-уклончивый ответ.

Замолчали, думая каждый о своем. Однако в размышлениях обоих несомненно общим было обреченное осознание безрадостности нынешнего бытия.

Они были осколками прежней советской системы. Ее обколотыми кирпичами, некогда сцементированными в монолите единого здания, что обветшало, пошло трещинами, и в конце концов рухнуло, благодаря стараниям всякого рода внутренних и внешних разрушителей.

Степень вторичного использования строительного мусора определяется его физической цельностью и наличием полезных составляющих. Трубы, швеллер, гранит и мрамор еще послужат на новых стройках, сгодится на них и битый кирпич, ссыпанный в фундамент, а иной разнородный хлам сортировать хлопотно, и участь его – кануть в недра помойки.

Собственно, какая-либо социальная сортировка, направленная на обустройство граждан, − задача государства, исторически пекущегося о своем населении, а такой традиции на Руси во все века не водилось. Короткий период социализма, обеспечивающий стабильный минимум, но запрещающий всякую частную инициативу, закончился крахом, одна из причин которого являлась безразличием народа к своему обезличенному достоянию. От него, достояния, сначала воровали по крохам, компенсируя недостаток в зарплате, а после буржуазной революции раздербанили весь общак по кускам и достались куски единицам.

Парадоксы ушедшего строя характеризовались так: никто ничего толком не делает, но товар производится; товар производится, но в магазинах ничего нет; в магазинах ничего нет, но в домах есть все; в домах есть все, но народ недоволен; народ недоволен, но все голосуют «за».

Продлись эпоха социализма чуть дольше, мало бы что изменилось для Геннадия и Юры. Они по-прежнему голосовали бы «за», слесарили и шоферили, одновременно подрабатывая на стороне, и жили бы по заведенному порядку. Однако в новой стране, похожей на разоренный муравейник, где сутью стал категорический индивидуализм, им пришлось приспосабливаться и менять ориентиры, благо оба наделены были известной находчивостью, а вот масса остальной публики, привыкшей к зарплатам-пособиям, растерялась от перемен, утратила систему координат и в итоге погибла.

Для Юры же разницы между советским социализмом и американским капитализмом в принципе не существовало. Он всегда полагался на себя, не верил в лозунги, на пенсии и государственные подачки не рассчитывал, полагая, что надо всегда работать там, где можно еще и украсть. Украденное при социализме компенсировало спекулятивную стоимость дефицита, украденное при капитализме, − расходы на текущую жизнь. К идеологическим постулатам любого толка он был абсолютно равнодушен, воспринимая их с уважительной глухотой.

− Слышь, Ген, − сказал он вдумчиво. – Я здесь – второй день. Ничего не понимаю, пень пнем, но дело такое… Наколобродил я в Штатах. И жить у родителей – стремно.

− Чего именно натворил?..

− Подделка кредитных карт.

− Значит, кинул Америку? – расплылся Квасов в одобрительной улыбке.

− Типа того.

− Так ты ж герой! Нанес урон противнику!

− Который сейчас – начальник и командир. По всему миру, − скорбно сказал Жуков.

− Эт-точно.

− Короче: я в бегах, и на первое время надо где-то упасть…

− Да живи! – развел руками Квасов. – Три комнаты… И подсобка. Там иногда у меня товарищ ночует. Пожарный, классный мужик. Познакомлю…

− Не, я платить буду, ты не думай, что халява…

− Разберемся, − сказал Геннадий. – Ты не смотри, что я сегодня без денег, просто поистратился на запчасти для одного заказа. А послезавтра пару тысяч зеленых срублю, как саблей с куста. Кстати, можно подумать и о совместном бизнесе… Только пока без вопросов, понял? Я еще покумекать должен. Дела у меня… деликатные. Когда перебираешься?