Бингхем шел по широкой площади мимо фонтанов, храма Солнца, королевского мавзолея и целого ряда домов.

«Одно изумительное открытие следовало за другим, и это было ошеломляюще», – писал он. Два огромных камня в фундаменте с тридцатью двумя углами. Многоугольный камень на вершине, где жрецы инков символически привязывали солнце, чтобы то не уходило во время зимнего солнцестояния.

«Все это казалось удивительным сном», – писал он.

До самой смерти Бингхем был уверен, что нашел легендарную Вилькабамбу. Если Мачу-Пикчу не был последним оплотом инков, то что же это был за город? Он не упоминался ни в одной из испанских хроник, так как ко времени завоевания уже был заброшен. Судя по количеству пищи, которое можно было вырастить на террасах, здесь жили не более тысячи человек. Нехватка воды была постоянной угрозой – если городской акведук пересыхал, воду приходилось таскать, спустившись к реке на две тысячи пятьсот футов. Некоторое время археологи придерживались мнения, что Мачу-Пикчу был священным городом жриц солнечного культа, поскольку восемьдесят процентов найденных скелетов были женскими. Хотя город стоял высоко на горе и был окружен с трех сторон рекой Урубамба, он не был крепостью, так как не было обнаружено серьезных укреплений, построенных рукой человека. Кроме того, было бессмысленно возводить столь изощренный с архитектурной точки зрения город в регионе, который не имел стратегической важности и вносил лишь малый вклад в сельское хозяйство страны.

Когда археологи выяснили возраст зданий, они обнаружили, что Мачу-Пикчу был построен за сто лет до появления конкистадоров, во времена Пачакути. И решили, что он был его загородной резиденцией.

Я вытаскивала оборудование из сторожки в Мачу-Пикчу, когда почувствовала первые симптомы цистита. Достав из рюкзака антибиотики, я вернулась к работе.

Через час последние туристы ушли, а жжение переросло в острую боль. Антибиотики не действовали. Я покопалась в своих вещах и нашла еще одно лекарство посильнее. Последний туристический автобус начал свой долгий спуск с горы. Мы остались одни.

Медленно прошел еще час. Пошел дождь. Джон сидел за стойкой в сторожке, постукивая пальцами, а я оккупировала туалет и ждала, когда же подействуют антибиотики. Мой мочевой пузырь был раздражен и кровоточил, поднималась температура. Я шесть недель добивалась этого разрешения, и сегодняшняя ночь была единственным шансом. Я не могла отступить и послала Джона с помощником вперед – ставить палатку.

Дождь продолжал лить, и сгущался туман. Нас ждала темная ненастная ночь. Не так я представляла себе мистическое уединение в компании горных богов. Если бы в этих каменных стенах до сих пор жили люди! Тогда бы мы поужинали дымящимся разваристым картофелем, выпили бы домашнего пива и поболтали с добродушными хозяевами у теплого очага.

Так вот, значит, в чем дело! Моему великому приключению в стране инков не хватало главного. Инков. Жители Мачу-Пикчу давно исчезли с лица земли, но я своими глазами видела город, где люди по-прежнему жили, почти как в старые времена, – Оллантайтамбо.

Следующие два дня прошли в агонии, чуть смягченной роскошным великолепием отеля «Пуэбло». Наконец я почувствовала себя достаточно здоровой, чтобы вернуться в Оллантайтамбо, на заброшенные улицы старого города, где местные жители с закопченными грязью лицами вели за поводки лам, нагруженных дневным запасом дров. По этим улицам мирно бродили быки, совсем не похожие на матерых, брызгающих слюной остророгих чудовищ, что запомнились мне по прежнему визиту. В Оллантайтамбо тротуары были не нужны. Самым крупным транспортным средством, что когда-либо перемещалось по этим улицам, была беременная лама. В каменных акведуках круглосуточно полоскали белье, купали детей и чистили картошку. Почти на каждом углу меньше чем за тридцать центов подносили пинту домашнего пива, а смех и дружеская компания и вовсе шли за бесплатно.

Я села у акведука и стала смотреть, как мимо проходят животные. Они шли по тротуарам, выложенным вручную много веков назад. Постепенно картины и звуки стали отчетливее – стук раздвоенных копыт и мягкая поступь лап. Хриплоголосые петухи предостерегали конкурентов, а соседи, что прожили бок о бок всю жизнь, дружелюбно приветствовали друг друга односложным окриком, возвращаясь с полей. Но больше всего меня поразило отсутствие некоторых звуков. Здесь не было слышно сирен – ни полицейских, ни пожарных. Телефонных звонков, сигналов факсов и микроволновок. Звуков смываемой воды в унитазе. Внутри этих простых хижин не было монотонно бубнящих телевизоров, лишь тихое потрескивание и шипение угольков в открытом очаге. Может, еще скрежет молотилки и писк морских свинок, похожий на птичий. В этом мире, если люди хотели что-то сказать друг другу, они шли в гости. Готовили еду и ели, сидя вокруг очага, по вечерам собирались вместе и пряли, ткали или просто болтали, пожевывая листья коки. Именно здесь у меня возникла мысль, что все наши приборы, призванные якобы облегчить существование, – кондиционеры, электронная почта, телевизоры и даже телефоны – прокрались в нашу жизнь как воры, лишив нас некоторой доли человечности.

Я провела рукой по шероховатому фасаду дома – как мне хотелось оказаться внутри этих стен. Я услышала вдалеке звук плывущей виниловой пластинки, заигранной до дыр. Может, где-то рядом бар и я могла бы заглянуть на огонек? Я шла на звуки музыки по темным улицам и, наконец, очутилась в узком переулке. Там была дверь, из которой, шатаясь, выходили мужчины в ярко-красных домотканых пончо, мочились у стены и заходили обратно. Это были индейцы кечуа, одетые в лучшие воскресные одежды и пьяные в стельку.

Я хотела было повернуться и пойти в другую сторону. Индейцы, как волки, остерегаются иностранцев и городских людей – причины этого кроются в том, что глубинная память о притеснениях испанцев и всех правительственных чиновников, последовавших за ними, все еще свежа. Многие их собратья погибли от европейских болезней, на войне или в гражданских беспорядках, в ходе завоеваний или на принудительных работах. Неудивительно, что они так упорно не признавали никакого языка, кроме своего собственного, и препятствовали любому вторжению в свою жизнь.

Но один из них вдруг заметил меня и указал на маленькую дверь. Я все еще колебалась. Тут кто-то позади меня сказал:

– Оле!

Это был старик, он хлопнул меня по спине и беззубо улыбнулся. Может, правильно я сделала, что выбежала тогда на ринг с быками? Я вошла в дом вслед за ним. И оказалась на свадьбе.

Жених и невеста смущенно стояли за широким столом, приветствуя новоприбывших с серьезным выражением лица – как и подобает столь торжественному событию. Они были словно неподвижные островки среди бурного потока домашнего пива, льющейся музыки, кружащихся танцоров и детей, шнырявших в этом водовороте и охотившихся за бутылочными пробками. Жених и невеста были ослепительно красивы и одеты в многослойные одежды с изящнейшей вышивкой. Когда я поздоровалась с ними на кечуа, невеста улыбнулась, и все ее лицо засияло, как небосвод при свете полной луны.

– Вам повезло, – сказала я ее мужу.

Он тоже улыбнулся, и в его улыбке было столько неприкрытой гордости, что я поняла: это брак по любви, а не по расчету.