— Я всё ещё здесь. — Лера потянулась к нему, не стесняясь, что кто-то может увидеть. Оставался один день, всего день, а после, кто знает… Сможет ли она после целовать его, захочет ли он отвечать ей?

— Ты подумала над моими предложением? — улыбнулся Ракеш прямо ей в губы. — Над тем, чтобы в понедельник подписать одну важную бумагу, которая свяжет нас вместе?

— Очередной контракт? — прошептала Лера, целуя его за ухом. Смотреть в его глаза было слишком тяжело, как и лишать и его, и себя надежды на счастливое будущее.

— Формально он будет называться так, а по сути, — Ракеш обошёл стол и навис над ней, опираясь о подлокотники. — А по сути ты просто будешь моей. А я — твоим.

— Разве я могу от этого отказаться? Быть с тобой, принадлежать только тебе…

Он не дал ей говорить. Жадный поцелуй лишил кислорода, руки взметнулись в волосы, притягивая, и Лера привстала в кресле, обвивая его плечи.

— Моя… только моя… — исступлённо зашептал Ракеш, покрывая поцелуями глаза, скулы, шею.

— Твоя… — выдохнула Лера, откидывая голову назад, открывая ему доступ к шее. Скоро это станет не важно, скоро случится то, что перевернёт их мир, но сейчас она хотела чувствовать себя счастливой, любимой и желанной.

Аджитт застыл на пороге, не чувствуя, что сжал дверную ручку так сильно, что металл впился в кожу, оставляя глубокие следы. В груди что-то выло, острое, выжигающее ядом внутренности. И от этого было больно. Так больно, что даже новый вдох дался тяжело и сбился в комок в горле. Хотелось растоптать их. Обоих. Впервые в жизни Аджитту хотелось причинить боль брату.

Лийа рвала и метала. Запертая в четырёх стенах своей квартиры, она первые два дня она замирала от ужаса при каждом стуке, представляя, что на пороге стоит Аджитт. Или Лакус. Включала телевизор, ожидая, что в новостях расскажут о её позоре. Но было тихо. Так тихо, что к концу третьего дня страх и настороженность сменились недовольством. Аджитт молчал. Ни слова с той ночи, ни сообщения. Только букет цветов, что доставили в воскресенье. С короткой запиской: Спасибо за вечер.

Вспоминая об этом, Лийа начинала задыхаться от злости. Сколько бы она ни пыталась, не могла заставить себя не думать о случившемся. И, сколько бы ни пыталась себя обмануть, с каждым днём всё отчётливее понимала, что Аджитту удалось разжечь в ней пламя, о котором она даже не подозревала. Простая любовная сцена, случайно увиденная в фильме, вызывала ворох неконтролируемых мурашек, рассыпающихся внутри живота. Воображение рисовало продолжение сцены, только в главных ролях там были другие лица… Она и Аджитт.

Несколько раз Лийа порывалась позвонить, но стоило взять в руки телефон, как язык прилипал к нёбу — она совершенно не знала, что сказать. К среде она поняла, что больше не может жить в неизвестности. Поднимаясь в офис, Лийа думала, что скажет, пыталась угадать реакцию Аджитта, его взгляд. Будет ли он рад её видеть? А может, наоборот, обольёт презрением? В коридоре было пусто, и Лийа, не останавливаясь, прошла в кабинет, но и там Аджитта не оказалось. Она задумалась. День в самом разгаре. Можно, конечно, спросить у Мары, где её начальник, а можно дождаться здесь, сделать сюрприз…

Сладкий стон разорвал тишину, заставив подпрыгнуть от неожиданности. Лийа оглянулась и только сейчас заметила, что дверь, ведущая в туалет, приоткрыта. Стон повторился, и она приблизилась, медленно, боясь, что стук каблуков будет слышен. Заглянула за дверь, но там тоже оказалось пусто — звук исходил из-за другой двери, распахнутой настежь. Уже догадываясь, что там увидит, Лийа заставила себя пройти дальше. В красноватом полумраке тела, сплетённые в страстных объятиях на большом диване, выделялись особенно чётко. Спина Аджитта была напряжена, его ягодицы ритмично расслаблялись и сжимались, пока он влажно вбивался в Леру, закинувшую ноги ему за спину.

По телу прошла обжигающая волна тепла, щёки вспыхнули, и Лийа попятилась, спеша покинуть ванную. Вместо того, чтобы обивать порог своей невесты, Аджитт забавлялся с Игрушкой. Как будто она, Лийа, не могла ему дать того же! Не хотела дать того же… Когда лифт довёз до первого этажа, у неё уже был план. И Игрушке в нём точно не было совершенно никакого места.

В глазах полыхало красным, сердце тяжело бухало о рёбра, а в груди разливалась звенящая пустота. Аджитт не спал, не ел, не мог думать ни о чём, кроме того, что Лера вот-вот исчезнет из его жизни. Просто смотреть на неё, дышать одним воздухом, уютно молчать, слушая её мерное дыхание на своей груди — этого всего он лишится в один момент. Аджитт привык жить по своим правилам, получать желаемое, ни в чём не знать отказа, но теперь единственное, чего он по-настоящему желал, стремительно уходило из его жизни, звонко стуча каблуками. Лера уходила к Ракешу, а он совершенно ничего не мог с этим сделать. Заставить остаться насильно? Так не выйдет. Уговорить остаться? Надо было думать об этом раньше, теперь ни один аргумент не поможет. Аджитт шумно выдохнул и уронил голову в ладони, с силой потёр лицо и уставился прямо перед собой. Он не хотел её терять, но также не мог представить её с Ракешем. Брат был для Аджитта всем: семьёй, поддержкой, единственным, на кого можно положиться, кому можно довериться. Однако теперь Лера встала между ними, и это грозило слишком тяжёлыми последствиями. Для семьи, для их дел. Слишком многое стояло на кону, и даже некстати вспыхнувшие чувства к Игрушке не могли позволить Аджитту забыть о том, кем он является. Сейчас не время ругаться из-за женщины, а в том, что не сможет сдержаться и в конце концов вспылит, Аджитт не сомневался. Оставался лишь один способ разрубить этот узел: Лера должна уйти. Захотеть уйти сама, как бы ни было больно её отпускать.

Утро пятницы всегда отличалось особенным душевным подъёмом у всего коллектива. Офис Аджитта не был исключением: все ждали выходных, предвкушали отдых и строили планы. Разделить всеобщее воодушевление у Леры не получалось, как бы она ни пыталась. Риши сказал, что поможет и поддержит, но как, чем? Сегодня следовало собрать немногочисленные вещи и уйти в неизвестность навстречу новой жизни. Но что, если Аджитт решит провести с ней выходные? Он никогда этого не делал, но кто сможет помешать, если он захочет? Формально Лера оставалась его собственностью до понедельника, захочет ли он отпустить её раньше? А как быть с Ракешем? Постыдно бежать в ночи, или сказать, что хочет подумать над его предложением? Не проще ли подписать с ним контракт? Ей не придётся безвылазно сидеть у дверей кабинета, в этом Лера была уверена. И он наверняка не будет против того, что Лера станет навещать Риши, а причину она придумает с лёгкостью. Ракеш удивительный мужчина, разве можно так просто от него отказаться? И к чему вообще его терять, ведь теперь, зная правду о своём происхождении, Лера может стать его женой. Настоящей женой, не Игрушкой, не вещью, что передают из рук в руки.

— Зайди ко мне, — голос Аджитта вырвал из сладких грёз, заставил подобраться. Внутри всё сжалось, кровь ударила в виски, и пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем подняться. Это в последний раз. В самый последний. Лера повторяла эти слова снова и снова, пока шла по коридору, открывала дверь и подходила к Аджитту, замершему посередине кабинета. Он смотрел на неё, скрестив руки на груди, думая, что в последний раз видит её такой — покорной, готовой исполнить любое его желание, близкой. Вот она замерла напротив, спокойно глядя прямо в глаза, и Аджитту показалось на миг, что он падает, тонет в прозрачной голубизне её взгляда. Сердце затрепетало так сладко, что перехватило дыхание. С усилием разогнав сладкий туман, затопивший сознание, он кивнул на открытую дверь в ванную, не сдвинувшись с места, когда Лера, обогнув его, скрылась там. Когда послышался звук открываемой двери и приглушённый стук каблуков, Аджитт тяжело вздохнул и потянулся к телефону, который всё это время сжимал в руках.