И в десятый раз достаю из кармана куртки телефон, смотрю на часы. Без пяти минут четыре. Он не придет. Во мне еще тлел маленький огонек надежды, но очевидное отрицать сложно. Тем более если я вот так еще немного простою, то окончательно промокну. Готова ждать его еще несколько часов, несмотря, что холодно. Но смысла в этом никакого.

Когда часы показали ровно шестнадцать ноль-ноль, я старалась не терять надежды. Может, опаздывает, задерживается. Может еще не все потеряно.

Плетусь обратно к машине. Постоянно оглядываюсь. Вглядываюсь в лица прохожих, в основном мужчин. Может он? Или вот этот парень, в кожаной куртке, идущий впереди меня? У него широкая спина, идет уверенной походной. Решаюсь догнать его. Бегу со всех ног, а когда догоняю, кладу руку на его плечо и легко произношу:

— Марат…

Он оборачивается, а сердце бешено бьется. Выпрыгивает из груди. Эти мгновения кажутся для меня самой настоящей вечностью. Вижу перед собой большое мускулистое лицо. Это не он. Незнакомец расплылся в улыбке и слегка наклонился ко мне.

— Извините, — расстроено отвечаю.

— Бывает, — он подмигивает мне, снова показывает свои белоснежные зубы.

Теперь Марат будет мне мерещиться в каждом прохожем. Разворачиваюсь в обратную сторону и быстрым шагом иду к машине. Уже не оборачиваюсь. Прячу взгляд и смотрю только перед собой.

Удобно усаживаюсь на водительском сиденье, включаю обогрев и просто сижу, смотрю перед собой, через лобовое стекло. Когда почувствовала, как меня окутывает тепло завожу мотор. Вжимаю педаль газа, смотрю, как умиротворенно двигаются дворники. Сейчас бы горячего с лимоном, медом. Вспоминаю, как мой братишка часто делал глинтвейн. Его напиток, согревал и ставил на ноги любого. Не хватает мне Никиты. Сильно не хватает. Я до сих пор не могу смириться с тем, что произошло. Даже если пройдет пять лет, десять. Мне сложно будет осознавать. Вспоминаю, где он похоронен и еду туда. Как обычно не хочу возвращать в квартиру Андрея. Каждый раз, как я переступаю порог его жилища, хочется собрать свои вещи и уехать домой. Пусть в холодный, но такой родной город.

У охранника кладбища, я узнала, в каком месте похоронен мой брат. Покупаю несколько гвоздик у женщины, которая продает цветы на входе. Затем медленно двигаюсь в нужном мне направлении. Подхожу к этому месту и присаживаюсь на небольшую лавочку. Ложу цветы на рыхлую землю. Сейчас вот так посижу, поговорю с ним, и мне станет легче. Намного легче.

Оборачиваюсь, а вокруг полнейшая тишина. Никого. Дождь закончился, слышно, как свистит ветер. Вот сейчас попрощаюсь с тобой братишка, соберу вещи и поеду домой. В Новосибирск. Нет сил быть рядом с ним. Терпеть его. Слушать, готовить ему завтраки. Улыбаться его родителям. Делать вид, словно ничего не произошло. Устала притворяться. Хочу просто жить. Верить и надеяться, что Марат счастлив. Что у него все хорошо. И у Бориса Петровича тоже все хорошо.

Уже поздно вечером возвращаюсь к Андрею. Настроена я решительно, мне даже приятно будет ему сообщить, что ухожу. Навсегда.

Захожу в прихожую, включаю свет, снимаю обувь и вижу перед собой Андрея. Он сидел на диване в полной темноте и ждал меня. Встревоженный, устремленный. Скорей всего он чем-то расстроен.

— Где ты была? — спрашивает он прямо с порога.

— Хотела попрощаться с братом.

— Почему попрощаться? — его взгляд тут же стал заинтересованным, словно он почувствовал что-то неладное. Он резко встал с дивана и подошел ко мне. — Ты должна беречь себя, а не разъезжать по кладбищам.

— Я ухожу от тебя Андрей. Вот сейчас собираю вещи и ухожу, — говорю и смотрю ему прямо в глаза.

— Ты?! Ты соображаешь, что сейчас говоришь? И куда ты пойдешь? — в его глазах вспыхивает ярость. Я ожидала такой реакции. Меня она совершенно не пугает. Продолжаю стоять на своем.

— Сейчас соберу вещи и уйду. Ты не сможешь меня остановить.

— Не смогу?!

После этих слов Андрей хватает меня за руку, крепко сжимает запястье и тащит к дивану. Резко бросает. Не могу удержаться на ногах, падаю на пол, перед этим ударяясь об угол дивана.

Андрей подлетает ко мне, хватает за волосы и начинает бить по щекам. Один хлопок, затем другой. Он бьет, а мне кажется, что я совершенно не чувствую боли.

— Уйти хотела?! Я тебе уйду, ты навсегда распрощаешься с этой мыслью! — говорит эмоционально, затем отпускает меня и отходит в сторону.

Смотрю на него, опустив голову. Андрей на взводе. Эмоционально размахивает руками, что-то выкрикивает. От его ударов у меня заложило уши и сильно звенело. Не слышу его и не хочу слышать.

Чувствую, что у меня начинает резко заболеть низ живота. От боли, поджимаю ноги, обхватываю себя руками. Хочется кричать из-за всех сил. От обиды, от боли, от всего на свете.

— Андрей, мне больно, мне очень больно! Мой ребенок! Мой…

Быстрицкий

Подполковник позвонил Быстрицкому среди ночи. В это время капитан, как раз собирался заехать домой и если получится, вздремнуть хоть несколько часов. Он разгонял свой внедорожник по ночной дороге, которую ярко освещали фонари. Этой поздней ночью у Быстрицкого было всего одно желание: хотелось, как можно скорее добраться домой.

Как только Быстрицкий поднял трубку телефона, на том конце провода раздался грозный голос Волкова. Он так кричал в трубку, что усталость, которая чувствовалась после очередного рабочего дня — резко исчезла.

— Знаешь, что твоя Катька надумала? — распинался подполковник. Динамик телефона взрывался от его лязг. Быстрицкий слегка отстранил от уха аппарат, по одной простой причине: от такого крика можно запросто оглохнуть.

— Почему она моя? — он решил припарковаться и наконец-то понять, что хочет от него Волков. Как только капитан остановил машину, припарковав авто на обочине дороги, сразу задал следующий вопрос:

— Что случилось, вы можете ответить конкретней?

— Мне позвонили и сообщили, что она подалась в СМИ. Решила написать статью. Ты понимаешь, что она затеяла?! Делай, что хочешь, но чтобы к концу недели с ней и с киллером вопрос решился. Иначе ты будешь патрулировать улицы и это в лучшем случае! На подходе сделка. Уже все обговорено с партнерами. А еще завтра приезжает генерал. Вот что мне ему отвечать? Что?!

Быстрицкий не успел ничего ответить. В трубке его новенького телефона послышались короткие гудки. Единственный вопрос, который возник у капитана: «Зачем так орать?».

Хоть он и понимал, что ситуация обострялась, но добраться до Кати, а тем более до киллера казалось невозможным. У Кати такой серьезный покровитель. Голыми руками ее не взять. Да и необходимости особой в этом Быстрицкий не видел.

А вот то, что сбежал киллер, его совсем не радовало. Почему-то ему казалось, что здесь причастен Левин.