Ключевое направление марксистской доктрины – последовательный антипатриотизм. Хорошо известен тезис Манифеста Маркса и Энгельса: «У пролетария нет отечества». В 1908 году в статье «Уроки Коммуны» Ленин высказался еще более определенно: «В соединенье противоречивых задач – патриотизма и социализма – была роковая ошибка французских социалистов». Тезис Манифеста был вообще для Ленина одним из самых любимых. Он повторял его многократно. В работе «Пролетариат и война» он объявил само понятие Отечества «устарелым». И в политической практике этот теоретический тезис выразился в предательском лозунге «поражения своего правительства в войне», возникший во время русско-японской войны 1905 года и широко использованный в пропаганде большевиков с 1914 года (тогда дело дошло даже до более циничного лозунга – о превращении империалистической войны в гражданскую).

Предательство национальных интересов покоилось на теоретическом базисе об отмирании государства, мировой революции и отсутствия Отечества у рабочих. Ленин без обиняков писал о том, что в эпоху Брестского мира «Советская власть поставила всемирную диктатуру пролетариата и всемирную революцию выше всяких национальных жертв, как бы тяжелы они ни были». И современные «демократы» (сплошь – выходцы из КПСС) точно также поставили интересы всемирной демократии выше национальных жертв.

Отказ от патриотизма был следствием марксистской догмы об отказе от морали. Маркс с Энгельсом предлагали «стряхнуть с себя истинно германскую добропорядочность» когда дело шло, чтобы загребать жар руками других партий; Ленин требовал «умолчания и сокрытия правды, лишь бы проникнуть в профсоюзы, остаться в них, вести в них во что бы то ни стало коммунистическую работу», а председатель исполкому Коминтерна Г. Димитров требовал «добиваться выборных постов в фашистских массовых организациях в целях связи с массой, и раз и навсегда освободиться от предрассудка, будто такой род деятельности – неподобающий и недостойный для революционного рабочего».

Исходная теоретическая несостоятельность марксизма доказывалась многократно. Но нас интересует более прогностическая сила той формы марксизма, которая была привита на нашу национальную почву. Хронологически прогнозы-обещания выглядят так:

1919 год. Ленин: «Большинство из присутствующих, не преступивших 30–35 летний возраст, увидят расцвет коммунизма от которого мы пока еще далеки».

1920 год. Ленин: «Тому поколению, представителям которого теперь около 50 лет, нельзя рассчитывать, что они увидят коммунистическое общество. До тех пор все это поколение помрет. А то поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество…».

1934 год. М. И. Калинин: «Нас вдохновляет глубокое убеждение, что победа коммунизма во всем мире будет казаться нам обеспеченной в ближайший период. Я думаю, что мы доживем до этого момента. Близость мировой революции нам доказывает анализ состояния международного положения».

1939 год. Н. А. Вознесенский: «Путь, который прошли народы Советского Союза от капиталистического рабства до победы социализма, потребовал два десятилетия. Всё говорит за то, что для перехода от социализма к коммунизму потребуется более короткий срок. Придет время, когда товарищ Сталин скажет: коммунизму – это уже не завтра, коммунизм – это сегодня».

1957 год. Н. С. Хрущев: «Не только наши потомки, а мы с вами, товарищи, наше поколение советских людей будет жить при коммунизме». А. И. Микоян: «Без тени фантазии и утопических мечтаний Программа [КПСС] рисует конкретный путь, по которому советский народ пойдет к коммунизму». М. А. Суслов: «Цели и задачи, поставленные в новой Программе, своими грандиозными масштабами поражает человеческое воображение. Но наша Программа совершенно реальна, и она будет выполнена с тем же успехом, с каким были выполнены первые две Программы партии». Б. Н. Пономарев: «Программа воспринята сердцем и умом всей партии, всего советского народа, и в этом верный залог того, что она будет выполнена за предстоящее двадцатилетие, что коммунизм в нашей стране будет построен».

Запланированное к 1980 году построение коммунизма никто не отменял. Сменивший Хрущева Брежнев постарался просто забыть это обещание. Вместо него возник «застой» – период, погубивший СССР.

В Коммунистическом манифесте объявлено, что буржуазия неспособно дать рабу даже рабского уровня существования, и это есть свидетельство того, что производительные силы переросли частную собственность, буржуазную форму их использования. А потому надо ожидать всемирной революции – по крайней мере «во всех цивилизованных странах», ибо остается «один только выбор: между голодной смертью и социализмом» (Ф. Энгельс. «Положение рабочего класса в Англии»). Все оказалось «с точностью до наоборот». Социализм получил исторический шаг как раз в промышленно развивающихся странах, где традиции социального партнерства еще не сложились, не выработалась трудовая мораль промышленного рабочего-горожанина. А через несколько десятилетий выяснилось, что капитализм вовсе не страдает дряхлостью – лидерам КПСС пришлось признать, что у капитализма «есть еще немалые резервы» (XXV Съезд КПСС), а потом и вовсе объявить, что дряхлость и застой наблюдаются как раз в оплоте мирового социализма СССР (XXVII Съезд). Последней теоретической уверткой последних российских марксистов (которые исчезли почти мгновенно – вместе с официальной доктриной) было утверждение, что социализм построен-таки в Швеции и ФРГ.

Провалилось и марксистское представление об одновариантности развития: «Страна промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего». Оказалось, что человечество образует «мир миров», мир цивилизаций. И только российские «демократы», подцепив марксистский метод, говорили о том, что России надо брать пример с других стран, идущих «магистральной дорогой человечества».

Приведенные выше высказывание не были частным мнением лиц, которым они принадлежали. Это была основа для многолетней пропаганды марксистско-ленинской идеологии. И она была ложной. Более того – лживой. Ибо коммунисты никакого коммунизма строить не собирались. По крайней мере того коммунизма, который был утопической программой Маркса. Но и никакого другого коммунизма (может быть, исключая «сны Веры Павловны» в известном сочинении Чернышевского) в России никто и никогда не декларировал. То есть, вся политика коммунистической партии была именно ложью, а не заблуждением, а марксистская доктрина – ошибочной или зловредной во всей своих основополагающих идеях.

Может быть единственным существенным вкладом марксизма в науку об обществе является развитие теории отчуждения, точнее ее приложение к политэкономии. Кратко эта теория сводится к тому, что присвоение природы вынуждает создавать между природой и человеком цепь посредников – производительные силы, которые функционируют в силу производственных отношений (новой социальной «природы»), отчуждающих человека от им же созданных производительных сил. В результате присвоение природы оказывается ее отчуждением и наоборот. Эти вполне ясные теоретические положения были дополнены Марксом самым яростным экстремизмом, который может предложить политическая философия – требованием свергнуть всю предшествующую философию и без остатка разрушить общественный строй – по крайней мере в промышленно передовых странах. (В этом смысле слова Интернационала «весь мир насилья мы разрушим» относился не к одному только «миру насилья», а именно ко «всему миру».)