Студенческие волнения в Мюнхенском университете, доставившие Гиммлеру немало неприятных минут, произошли в феврале 1943 года вскоре после серии процессов над агентами «Красной капеллы». Во главе студенческой организации, которая вела антинацистскую пропаганду не только в Мюнхене, но и в других германских университетах, стояли студент-медик Ганс Шолль и его сестра Зофи. Гнусная речь гауляйтера Баварии Пауля Гислера, в которой он призвал немецких студенток производить незаконных детей с помощью его адъютантов, привела к открытым демонстрациям в университете и на улицах Мюнхена. Но Ганс и Зофи Шолль были выданы провокатором и после пыток в гестапо предстали перед судом. Судил их Роланд Фрейслер – гитлеровский аналог печально знаменитого судьи Джеффриса[9], который без особых колебаний приговорил обоих к смертной казни вместе с несколькими их сторонниками. По свидетельству Хасселя, бывшего посла, ставшего впоследствии участником германского движения Сопротивления, Гиммлера уговаривали перенести казнь на более позднее время, чтобы избежать превращения студентов в мучеников, но он слишком долго колебался и его приказ прибыл слишком поздно: приговор был приведен в исполнение уже в начале марта.

Вызов могуществу Гиммлера был брошен и из Варшавского гетто – городского района площадью около двух с половиной квадратных миль, где когда-то находилось средневековое гетто9. Нацисты соорудили вокруг него высокую стену и загнали туда около 400 тысяч польских евреев. В марте 1942 года в речи, полный текст которой не сохранился, Гиммлер изложил свой первоначальный план частичного переселения польских евреев10. (К началу германского вторжения в Польше проживало более 3 миллионов евреев, и хотя многие из них бежали на восток или были убиты Группами действия, около 2 миллионов, включая находившихся в Варшавском гетто, все еще ожидали своей участи.) Когда к лету 1942 года нацистская машина смерти заработала в полную силу, Гиммлер отдал приказ о полном «переселении» польских евреев, в результате чего с июля по октябрь свыше трех четвертей обитателей Варшавского гетто было отправлено в лагеря, главным образом в Треблинку, расположенную в шести милях от Варшавы, и задушено газами. В октябре Гиммлер решил превратить само гетто, площадь которого сократилась до 300 тысяч квадратных ярдов, а «население» составляло около 60 тысяч человек, в новый концентрационный лагерь, однако этот план так и не был осуществлен. Узнав, что за прошедшие полгода в разных лагерях погибло или было убито около миллиона евреев, Гиммлер нашел время, чтобы в январе 1943 года нанести неожиданный визит в Варшаву и разобраться в ситуации с черным рынком еврейской рабочей силы, продажа и аренда которой стали общепринятой практикой в отношениях между эсэсовцами и предпринимателями. (В этой торговле людьми участвовал и бывший строитель-десятник Глобочник, которого после непродолжительной опалы, вызванной его многочисленными спекуляциями и другими злоупотреблениями, Гиммлер весьма неосмотрительно восстановил в 1939 году в звании офицера СС и назначил шефом полиции провинции Люблин.) Прибыв в Варшаву, Гиммлер очень скоро обнаружил, что 24 тысячи евреев, зарегистрированных как рабочие-оружейники, фактически работали портными и скорняками. Это открытие переполнило его праведным гневом: «Я снова устанавливаю окончательный срок переселения – 15 февраля», – распорядился он.

Первый мятеж в гетто вспыхнул 18 января, через четыре дня после визита Гиммлера. Евреи, поддерживавшие связь с движением Сопротивления, сумели тайно доставить в гетто оружие, из которого группы повстанцев начали обстреливать эсэсовцев и милицию, конвоировавшую колонны депортируемых. Мятеж удалось подавить лишь ценой значительных потерь, и Гиммлер решил, что гетто должно быть уничтожено как можно скорее.

В апреле Гиммлер направил в Варшаву будущего высшего руководителя СС и полиции в Греции группенфюрера СС Штропа с приказом о депортации 56 тысяч евреев, все еще остававшихся в гетто. Задача представлялась не особенно сложной. Люди Штропа прибыли на место в нескольких бронемашинах, однако евреи не собирались сдаваться без сопротивления. Мобильным вооруженным группам обитателей гетто Штроп смог противопоставить всего 2 тысячи полицейских – в основном поляков и литовцев, многие из которых не прошли полной военной подготовки, а также два батальона Ваффен-СС. Сражение за гетто продолжалось тридцать три дня. В конце концов Гиммлеру, разозленному столь явной демонстрацией неповиновения, пришлось объявить гетто партизанской территорией и распорядиться, чтобы с мятежниками обращались «с безжалостной твердостью».

Постепенно евреи-повстанцы, как вооруженные, так и безоружные, были окружены; кварталы гетто захватывались один за другим, а здания разрушались. «Партизан» и просто спрятавшихся от смерти выкуривали из развалин с помощью дыма или изгоняли, затопляя подвалы канализационными водами. Непригодных для работы отправляли в газовые камеры Треблинки.

Вскоре все гетто превратилось в обугленные руины, среди которых скрывались последние уцелевшие. К 16 мая Штроп счел акцию завершенной – хвастливый рапорт, подготовленный им для Гиммлера и озаглавленный «Варшавского гетто больше не существует», сохранился до сих пор; он отпечатан на превосходной бумаге и снабжен фотографиями в кожаных футлярах. В ответ Гиммлер распорядился сровнять развалины Варшавского гетто с землей, превратить этот район в парк, а затем приступить к ликвидации других еврейских поселений. Акции по уничтожению других еврейских гетто на территории Польши были завершены только в сентябре 1944 года.

В произнесенной вскоре речи Гиммлер описывал расправу в Варшавском гетто следующим образом11:

«Я решил уничтожить весь район, сжигая один квартал за другим, включая жилые здания возле оружейных предприятий. Кварталы эвакуировались и сразу же поджигались. Почти везде спрятавшиеся евреи выскакивали из укрытий и землянок. Многие из них оставались в горящих зданиях, покуда огонь и страх сгореть заживо не вынуждали их выбрасывать с верхних этажей матрасы и другие мягкие предметы, а потом прыгать на них. С переломанными костями они пытались ползти по улицам в еще не подожженные или только частично охваченные огнем дома. Некоторые меняли укрытия по ночам, передвигаясь среди руин сожженных зданий, пока их не выловили наши патрули. Часть евреев скрывалась в канализационной системе, однако спустя неделю пребывание там тоже стало малоприятным. Часто на улицах можно было слышать голоса, доносившиеся из канализационных люков. Солдаты из Ваффен-СС, полиции и инженерных подразделений вермахта отважно спускались в эти люки, выгоняя живых и извлекая мертвых, зачастую подвергаясь обстрелам. Для выкуривания евреев приходилось использовать дымовые шашки. Однажды мы открыли сто восемьдесят три люка и в условленное время бросили туда шашки. Опасаясь, что это может быть газ, бандиты побежали к центру бывшего гетто, где их извлекли наружу. Большое число евреев было уничтожено во время взрывов люков и землянок».

Двадцать третьего марта 1943 года доктор Корхерр, который вел для Гиммлера статистику еврейского переселения, представил рейхсфюреру СС рапорт, озаглавленный «Окончательное решение еврейского вопроса». Согласно этому документу к концу 1942 года 1 873 549 европейских евреев (в отчет не были включены данные, касавшиеся жителей Сербии и оккупированных территорий Советского Союза) погибли, в том числе и вследствие гиммлеровской «спецобработки», эмигрировали или были депортированы. Гиммлер выразил удовлетворение, но велел убрать из рапорта все упоминания о «спец– обработке» и добавил, что считает рапорт «превосходным образцом камуфляжа», хотя «в настоящее время ни публиковать, ни передавать кому бы то ни было его не следует»12.