Одной из забот Гиммлера был высокий моральный уровень членов СС. Письма с упреками шли из ставки настоящим потоком. «Я обратил внимание, что ваша дочь работает в вашем же ведомстве. Вам следовало вначале спросить об этом меня»; «Загляните-ка лучше в ваши досье по германизации; там вы найдете ссылки на все случаи половой связи немецких женщин с уличенными в преступлениях поляками и прочими инородцами»; «Я не желаю, чтобы вы разъезжали повсюду, изображая из себя большого начальника»; «Рейхсфюрер СС считает непростительным для эсэсовских офицеров напиваться на четвертом году войны»; «Дитрих рассказал мне вчера, что в «Лейбштандарте» во время пребывания во Франции было двести случаев гонореи. Людей трудно за это винить – они прибыли с восточного фронта и, очевидно, сексуально изголодались… Все подразделения СС должны иметь прикрепленные бордели, за строгий медицинский контроль над которыми отвечают сами подразделения. В то же время командиры подразделений должны следить, чтобы семнадцатилетние и восемнадцатилетние молодые люди не растрачивали здоровье на проституток, и организовывать свидания семейных эсэсовцев с женами, так как иначе мы не можем рассчитывать, что эти браки принесут желательное или хотя бы необходимое количество детей». По мнению Гиммлера, для этого командирам следовало составить список подходящих отелей, находящихся вблизи тренировочных лагерей; расходы на транспорт и проживание для жен должны были оплачиваться из фондов СС. Одновременно эсэсовцам предписывалось посещать лекции о производстве здорового потомства.

Ход мыслей и поведение Гиммлера в середине войны можно понять, если знать содержание документа, который он показывал Керстену в декабре 1942 года в своей ставке. Это был двадцатишести– страничный рапорт о состоянии здоровья Гитлера.

Достав его из сейфа, Гиммлер передал документ Керстену, предупредив о необходимости строго хранить тайну. Рапорт содержал полную историю болезни Гитлера; в нем упоминалось, в частности, о едва не приведшем к слепоте отравлении газом в Первую мировую войну, а также о сифилисе, которым он заразился в молодости и от которого так и не излечился до конца. После ремиссии симптомы вновь проявились в 1937-м и в начале 1942 года; они включали бессонницу, головокружение, сильные головные боли и свидетельствовали о том, что Гитлер страдает прогрессивным параличом, который рано или поздно подействует на его мозг. Лечился фюрер только у своего постоянного лекаря Теодора Морелля – бывшего судового врача, некогда державшего в Берлине нечто вроде подпольной клиники по лечению венерических заболеваний. В 1936 году его представил Гитлеру личный фотограф фюрера Генрих Гофман. Гитлер, подобно Гиммлеру предпочитавший неортодоксальные методы лечения, ввел Морелля в круг своих близких людей и позволил пичкать себя лекарствами и инъекциями, многие из которых предприимчивый доктор патентовал и производил ради личной выгоды. Ортодоксальное лечение в обычной психиатрической клинике для Гитлера, разумеется, исключалось.

«Теперь вы понимаете, как я обеспокоен, – сказал Гиммлер Керстену. – Мир должен считать Адольфа Гитлера сильным человеком, и таковым он обязан войти в историю. После войны территория великого германского рейха протянется от Урала до Северного моря, и это будет главным достижением фюрера. Он – величайший из людей, которые когда-либо существовали, без него такое было бы невозможно. Сейчас он болен, но какое это имеет значение, если его труд почти завершен?»

Только сильное беспокойство вынудило Гиммлера показать рапорт Керстену, на которого он привык полагаться и которому доверял, но совет массажиста оказался совершенно неприемлем для Гиммлера. Гитлеру, сказал Керстен, следовало бы немедленно уйти в отставку и поручить себя заботам медиков, и пусть его преемник заканчивает войну как можно скорее. В ответ Гиммлер привел множество контраргументов, многие из которых явно были приготовлены заранее: дескать, никакой преемник не предусмотрен, а без Гитлера партия вскоре вступит в конфликт с армейским командованием. Кроме того, Гиммлер заявил, что не может посоветовать фюреру уйти в отставку, так как подобное предложение сразу поставило бы под сомнение его преданность. В конце концов, закончил он, успокаивая не то Керстена, не то самого себя, симптомы, наблюдаемые у Гитлера, могут оказаться результатом физической и умственной усталости, а не прогрессивного паралича.

«Что же вы намерены делать? – напрямик спросил Керстен. – Пустите все на самотек и будете смотреть, как состояние Гитлера с каждым днем становится все хуже и хуже? Неужели вас не бросает в дрожь при мысли о том, что немецкий народ боготворит человека, страдающего прогрессивным параличом?»

Ответ Гиммлера был вполне в его духе. «Болезнь фюрера еще не зашла так далеко, – сказал он. – Я буду внимательно следить за происходящим, и если выяснится, что все написанное в рапорте – правда, тогда я приму меры».

По свидетельству Шелленберга, Гейдрих тщательно собирал всю информацию о здоровье и привычках Гитлера, включая его врачебные диагнозы и результаты медицинских осмотров. После смерти Гейдриха эти сведения попали к Гиммлеру. Материалы, которые, несомненно, только забавляли главу СД, наполняли Гиммлера острейшей тревогой. Позднее Керстен предполагал, что рапорт о здоровье Гитлера был составлен по материалам досье Гейдриха анонимным медицинским консультантом, наделенным безупречной честностью и изрядной смелостью. Правда, слухи о болезни и психических отклонениях фюрера появились уже давно, однако подробности были известны лишь немногим, в числе которых, как считал Керстен, были Борман и, возможно, Геринг18.

Спустя неделю, 16 декабря, Гиммлер вновь обсуждал ситуацию с Керстеном. И снова разговор получился очень серьезным. Керстен доказывал, что Гитлер обязан уйти в отставку и подвергнуться лечению хотя бы ради Германии. По его мнению, человек, чей разум замутнен бредовыми иллюзиями и манией величия и чьи суждения в любой момент способны стать неадекватными, не мог и не должен был оставаться у власти. Такие больные, говорил Керстен, сначала теряют контроль над мышечной системой, потом у них развивается паралич речи и конечностей. Под влиянием болезни человек плохо воспринимает окружающее и может совершать необдуманные, иррациональные поступки, которые в случае с Гитлером могут обернуться катастрофой для всей страны. Одним словом, заключил Керстен, наш фюрер тяжело болен и с ним нужно обращаться соответственно его недугу.

Гиммлер ничего не ответил, и Керстен снова попытался объяснить ему, что Гитлера просто необходимо убедить передать власть преемнику, после чего следует начать переговоры о мире. На это Гиммлер возразил, что по завещанию фюрера преемник может быть назначен только в случае его смерти; если же Гитлер утратит власть еще при жизни, между армией и партией тут же начнется «бешеная грызня из-за наследства». Гиммлер добавил, что никогда не выступит против фюрера первым, так как в этом случае его мотивы «сочли бы эгоистическими» и заподозрили бы «в стремлении захватить власть». Учитывая все еще высокий авторитет Гитлера, рапорту о состоянии его здоровья в лучшем случае не придали бы значения, а в худшем – сочли бы фальшивкой. Фюрер должен оставаться на посту, так как его отставка причинила бы стране непоправимый вред; Гитлер в состоянии справиться с болезнью – имеющиеся симптомы являются обычными признаками крайнего утомления и некоторого истощения нервной системы, заключил Гиммлер.