– Должен заметить, Реше, – потирал руки Ферон, – что условия сделки вполне приемлемы. Я предполагал худшее. А еще не договорились о судне.

– Я немного прикинул с подсчетами, капитан, – ответил Реше.

– И на что мы можем рассчитывать, имея дело с этими скрягами?

– Чуть больше тридцати тысяч гульденов. Думаю, что это не так уж плохо.

– Прибавь сюда несколько тысяч за судно, и получится достаточно круглая цифра, Франсуа! – радостно потер руки Ферон.

– Не забудь и о том, что у нас уже имеется, капитан, – напомнил Реше и загадочно усмехнулся.

– Нет, я на это не пойду, Франсуа, – с готовностью ответил Ферон, понимая, на что намекает его друг. – Лучше быть осторожнее и не зарываться. Этот Назар вполне грамотный и поэтому очень опасный человек. Не хочу повторить участь де Казена. Избави бог!

– Да я и ничего не говорил, капитан!

– Не говорил, но подумал, Франсуа! И хватит об этом! С меня вполне хватит шести-семи тысяч, на что я имею право. К тому же и судно что-то стоит.

– Согласен, согласен, капитан! – тут же ответил Реше.

За неделю груз был распродан. Остался корабль. Экипаж совсем не устраивала цена, которую давали за него голландцы, и торг продолжался.

Четверо французских матросов рассчитались и покинули корабли. Они решили сами выбраться на французскую часть острова и начать новую жизнь. Им выплатили по тысяче монет золотом. И по этому поводу Реше не удержался и заметил капитану:

– Вот и сберегли несколько сот монет, капитан! Так и наберем…

– Я просил не затевать про это разговоры, Франсуа. Мне это не по душе.

– Но ведь матросы были довольны. Кто виноват, что они не учитывают стоимости судов. Это уже не наши заботы, капитан.

Ферон вздохнул, но не ответил, смирившись с доводами Реше.

«Хитрого Лиса» полностью разгрузили, освободили от всякого лишнего, вытащили лебедками на берег и принялись килевать. Днище полностью обросло ракушками и водорослями. Матросы целыми днями скребли его, готовили смолу и пеньку для конопачения. Купцы доставляли бочки с красками, канаты и древесину для ремонта стоячего и бегучего такелажа.

Дело шло быстро и дружно. Многие из матросов соскучились по мирной спокойной работе и с удовольствием предвкушали те времена, когда они начнут работать на себя, организовав собственное дело. Но таких было не больше половины. Остальные с большим удовольствием проводили свободное время в тавернах, где пропивали и прогуливали заработанное потом и кровью.

– Вот вам, хлопцы, наглядный пример того, как люди относятся к своей жизни, – ворчал недовольно Назар. – Не пройдет и трех месяцев, а у них ничего в карманах не окажется. И опять будут мыкаться по свету, драться за кусок сухаря и вонючей солонины.

– Назар, а что можно сделать на тысячу монет? – поинтересовался Лука.

– Кое-что, но не так уж и много. Можно открыть таверну, лавку или какую мастерскую. Купить несколько десятин земли и три раба.

– И всего-то? – удивился Яким.

– А ты как думал? Еще и на жизнь надо иметь. Не сразу же ты будешь получать достаточную прибыль. Да и большинство народа и это могут потерять по своей неумелости. Так что не очень-то рассчитывайте разбогатеть, друзья.

Те призадумались, помолчали, но в головах ничего путного не прояснилось.

– Есть один небольшой выход, ребята, – продолжал Назар.

– А ну-ка, послушаем, – оживился Лука. – Говори!

– Если сложить наши средства, то можно сделать намного больше.

– Ты хочешь сказать, что можно сообща работать?

– Можно, Лука. Теперь многое делается сообща. У одного средств маловато. Вот и объединяют капиталы и так создают большие предприятия с хорошим доходом и оборотом. Иначе мало кто в состоянии сотворить что-то солидное и значительное. Так создаются большие компании.

– А как же делить доход, Назар? – спросил Яким с заинтересованностью.

– По отдаче в общую казну денег, Якимко. Кто больше внес, тот больше и получит из дохода.

– Выходит, никакого равенства? – проговорил обескураженно Яким.

– Наоборот, Якимко! – воскликнул Лука. – Разве это не равенство, когда каждый получает в соответствии с тем, что внес? Или есть иное решение?

Яким не ответил, но его явно разочаровал такой подход.

– Якимко, ты просто еще не понимаешь в коммерции, – успокаивал друга Назар.– Иного решения не существует. Тем более что в коммерции действуют очень жесткие законы. И тут постоянно надо держать уши настороже.

– А друзья как же? – пытался отстоять хоть что-то Яким.

– Друзья друзьями, но деньги любят счет. Иначе обязательно найдется любитель легкой наживы, желающий захапать все, не давая ничего или очень мало. Так что учти это и пойми мои слова правильно. И без обид, – добавил Назар.

Три месяца подходили к концу. «Хитрый Лис» уже покачивался на якорных канатах.

Лука теперь выглядел франтом. Он тщательно следил за внешностью, носил небольшие усы и тонкие бакенбарды. Он завел знакомства и часто в компании Назара и Реше посещал богатые дома горожан.

Реше странно благоволил Луке, хотя к Назару относился с подчеркнутой холодностью и надменностью.

И здесь Лука оказался на высоте. Он завел интрижку с дочкой богатенького купца, но скоро, едва избежав побоев разгневанного отца, расстался с девицей. И тут ему показалось, что молодая супруга солидного горожанина многозначительно строит ему глазки.

Молодая горожанка возбудила жгучий интерес Луки. Она была привлекательна, немного старше Луки и очень аппетитна.

Не прошло и недели, как они уже тайно встречались. Эти встречи так восхищали юношу, что он уже грезил увлекательными приключениями и мнил себя чуть ли не вельможей.

Оказалось, что муж его дамы часто отлучается то во французскую часть острова, то и вовсе на соседние острова, и для Луки представлялся случай воспользоваться этим обстоятельством.

Его Луиза оказалась любвеобильной женщиной, явно недовольной супругом. Это она подсказала, как им использовать отсутствие мужа.

– Снимем на ночь комнатку в таверне, – шептала она горячим ртом.

– Но твое отсутствие могут заметить дома, – вяло возражал он, трепеща от возбуждения.

– Я все предусмотрела, милый! Ты не должен об этом беспокоиться. Ты согласен, дорогой мой?

– Не только согласен, но жажду этого! – старался выражаться поприличнее Лука. Они говорили на плохом французском, но это не мешало им. Любовь во всяком народе одинакова.

Она появилась в одежде служанки с затененным лицом, да в этом и не было особой необходимости – в таверне царил полумрак от слабого освещения и табачного дыма.