Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посмеявшись над необоснованными страхами, я подхожу к небольшому парку, раздумывая, сократить дорогу через сквер и добраться до машины за пять минут или же продолжить идти по улице и потратить на тот же путь не менее десяти? Поразмыслив долю секунды, я продолжаю путь по тротуару, опасливо косясь за спину. И в тот момент, когда, поддавшись панике, я выбираю более безопасный путь, я пугаюсь по-настоящему, словно добавив реальности воображаемой угрозе.
За небольшим и уютным сквером располагается старый пятиэтажный дом, во дворе этого дома я оставляла машину десятки раз, в каждый из которых смело шла через парк, погружённая в мысли о предстоящих сделках или поставках, не оглядываясь. Сейчас же колени предательски подкашиваются, а сердце набирает обороты. Не без раздражения припоминаю, что в течение дня возникала идея переставить машину поближе к офису, как только начнёт темнеть, но я поленилась. Тот самый дом, рядом с которым стоит машинка, моё спасение, с каждым движением становится ближе. Я визуализирую, как сажусь за руль, закрываю замки на всех дверях и еду домой, набираю номер Олега и прошу, чтобы он встретил меня у стоянки. Шаги за спиной слышатся всё отчётливее, я вздрагиваю, когда ботинок преследователя с громким всплеском погружается в лужу, затем следует невнятное матерное ругательство, произнесённое хриплым голосом. Случившееся спокойствия не добавляет.
Поворачивать обратно слишком поздно – до оживлённой улицы расстояние такое же, как и до машины, столкнуться лицом к лицу с незнакомцем не хочется, доставать телефон страшно, так как этот жест может спровоцировать предполагаемого преступника на более решительные действия. Совсем рядом шуршат спортивные штаны, брякают застёжки на куртке, доносится кашель. Незнакомец равняется со мной, и в тот момент, когда он должен меня обогнать (а ведь в глубине души я не сомневаюсь, что опасность, исходящая от идущего позади мужчины, не более чем плод моего больного воображения), он спрашивает насмешливо и низко:
– Почему такая красивая девушка гуляет ночью в одиночестве?
Вздрогнув от неожиданности, я позволяю себе рассмотреть возвышающегося надо мной на полголовы незнакомца, по-прежнему прячущего под тёмным капюшоном взгляд или намерения по отношению ко мне. Его чёрная неухоженная щетина, мятая одежда и душок перегара завершают образ маньяка-психопата. Шаг я не замедляю.
– Меня встречает муж, давайте разойдёмся по-хорошему.
Я крепче прижимаю к себе сумку, вспоминая, что ценного в ней лежит и насколько проблемным будет сейчас с ней расстаться. Права, паспорт, кошелёк, несколько кредиток, телефон.
– Да никто тебя не встречает, мэм. А вот я провожу. К себе домой. Пошли, тут недалеко. Заварю чаёк, то да сё.
– Идите куда шли, – грубо отвечаю, припоминая, что на лавочках во дворе дома, как раз недалеко от того места, где я бросила машину, частенько собирается молодёжь, распивая пиво, ругаясь с бабушками, живущими на нижних этажах. Подбодрившись идеей, что при свидетелях идущий рядом пьяница не посмеет распускать руки, я добавляю: – Отойдите немедленно, а то я вызову полицию. – Голос звучит уверенно.
На пару секунд незнакомец действительно отстаёт, но потом снова возникает рядом, уже с другой стороны, а я вижу в пятидесяти метрах от себя машину, освещённую скудным светом единственного в запущенном дворе фонаря. Днём этот двор казался милым, хоть и неухоженным. Летом он утопает в зелени. Он был старым, неубранным, но никогда не виделся опасным.
– Ну и где твой муж? Заканчивай ломаться, мэм, видно, что ты тут не просто так гуляешь. – Он открывает лицо и подмигивает подбитым глазом, дотрагивается до плеча, после чего я дёргаюсь и срываюсь вперёд.
– Куда?! Стой, дура! – Он настигает меня у машины, тянет за руку, поворачивая к себе. – Врунья. Меня бесят вруньи. Деньги и цацки гони, – выдыхает мне в лицо смесь перегара, лука и жареного мяса.
Запаниковав, я прижимаю к груди сумку, планируя в следующую секунду вручить её ублюдку, а самой, достав из кармана ключи, прошмыгнуть в машину. Судя по затуманенному взгляду мужчины, ему нужны деньги на выпивку или наркотики. У меня практически нет наличных, но часы и серьги можно продать неплохо. Лишь бы не трогал.
– Пожалуйста, я заплачу, только…
– Заплатишь, но сначала поработаешь ртом, мэм.
Увы, моя сумка и украшения его не интересуют, по крайней мере, пока. Он наваливается всем телом, прижимая меня к машине. Я пытаюсь драться, на что слышу:
– Заткнись, сука, у меня нож, – гаркает он и скалится.
Сердце проваливается куда-то вниз, паника парализует, лишая возможности сопротивляться. Этого не может быть, только не со мной. Снова пытаюсь его отпихнуть и вырваться, но он ошарашивает новой угрозой – разукрасить мою физиономию, если не успокоюсь. В матерной форме.
– Расстёгивай куртку, дура, если не хочешь, чтобы я тебе её порвал, – шарит он по верхней одежде.
В этот момент, когда мои одеревеневшие от ужаса пальцы касаются пуговиц, а мозг хаотично ищет выход, по стеклу машины стучат. Что самое удивительное – с внутренней стороны. И я, и насильник замираем, переводим взгляды на окно пассажирского сиденья, за которым чётко просматривается лицо Олега. В следующую секунду он выходит из машины, а незнакомец, извиняясь, пятится назад, причём так быстро и умело, что в момент, когда Олег подходит, тот уже скрывается в тени дома.
– Боже, как хорошо, что ты здесь!
Облегчение кружит голову, кажется, ещё немного, и я грохнусь в обморок. Мутит. Я бросаюсь к Олегу, не веря в удачу и благополучное стечение обстоятельств, которые привели его в мою машину. Судя по заспанному лицу, он задремал, пока дожидался.
– Ты не представляешь, как я испугалась! – Дрожа всем телом, я вцепляюсь в его куртку, мечтая разделить свой ужас и наслаждаясь облегчением и ощущением безопасности.
С тех пор как мы познакомились, Олег стал мне поддержкой, главной опорой в жизни. Учил быть счастливой, не обращать внимания на мнения других людей, получать удовольствие от секса, еды, простых объятий. А теперь он спас меня от ограбления и, возможно, насилия.
Воспользовавшись его расстёгнутой курткой, я протискиваю руки под одежду и прижимаюсь так сильно, что, если бы он вздумал застегнуть молнию, мы бы оба поместились под его одеждой. От моего напора Олег охает, но в ответ не обнимает.
– Это кто? – спрашивает довольно грубо.
Недовольство в его голосе режет по