Интуиция никогда не подводила Джулию. Но не меньше, чем в интуицию, она верила в мистические знаки.

Ее сон, в который ворвался Савелий. Его странный, предупреждающий и тревожный взгляд. И еще этот жалкий листок, посланник неведомой воли, трепещущий за окном, изо всех своих слабых силенок упрашивающий Джулию повременить с отъездом. Бросив взгляд на окно, Джулия убедилась, что злополучный листок так и остался на стекле. Но теперь он был недвижим, прочно удерживаясь всей своей поверхностью на мокром стекле.

Утром Джулия первым делом бросилась к окну.

На этот раз листка не было.

Она облегченно вздохнула: листок выполнил свою миссию, а теперь его ждут в другом доме, решила Джулия.

Позвонив в представительство авиакомпании «Дельта», она отменила заказ на авиабилет до Нью–Йорка.

Пасмурная погода не делала жизнь Джулии в Москве радостнее. Зарядившие надолго дожди. Серое небо с низко нависшими облаками, мрачные лица москвичей и еще более недовольные лица приезжих — от всего этого на душе Джулии сделалось совсем скверно.

Сегодня она долго бродила по городу, предавшись грустным размышлениям. И не заметила, как забрела в Измайловский парк. Ей понравились тихие тенистые аллеи, прикрытые сверху густыми кронами деревьев. Джулии казалось, что она пробирается по мокрому зеленому лабиринту.

Поначалу было интересно, но вскоре бессмысленное гуляние наскучило. Остановившись, Джулия поняла, что потерялась в лабиринте аллей и без посторонней помощи едва ли сумеет быстро выбраться к главному выходу. Кроме того, начало смеркаться, на парк быстро наваливалась темнота. Следовало поторопиться. В планы Джулии не входило оставаться в этом городском лесу и ночевать, сидя на мокром пне.

Джулия остановилась там, где сходилось вместе несколько тропинок. Задумалась, решая, какую из них выбрать. Советоваться было не с кем, к этому времени парк окончательно обезлюдел.

И тут ее внимание привлек слабый шум, исходивший из зарослей боярышника, густо облепившего скользкие берега узенького ручейка. Этот шум могла издавать просто птица, склевывавшая последние ягодки с веток. Но отчего‑то Джулия ощутила холодок, пробежавший по спине. Только сейчас она поняла, что осталась одна и на многие сотни метров вокруг нет ни единой живой души.

Впрочем, как сказать. Вон там из‑за кустов показалась чья‑то фигура. Мужчина вертел головой, бросая настороженный взгляд по сторонам. Джулии показалось, что он кого‑то высматривает. И затем вдруг чет ко осознала, что неизвестный просто убеждался в том, что она здесь совершенно одна.

Дальнейшие действия незнакомца можно было легко предугадать, он болтался здесь ясно не с добрыми намерениями.

Джулия отказалась от мысли закричать во все горло. В таких местах, как этот мрачноватый парк, стоит только позвать на помощь, как те, кто услышал, бегут куда угодно, но только не туда, откуда исходил призыв о помощи.

Рядом с фигурой неизвестного появился второй человек, затем еще и еще один. Обычно решительная, Джулия стояла, опасаясь тронуться с места. Что‑то ее останавливало. Когда заросли вокруг зашевелились и наполнились людьми, она поняла, что ее окружили со всех сторон. В принципе, теперь было все равно, в какую сторону бежать. Все равно наткнешься на людей, от которых явно исходила агрессия.

Джулия глубоко вздохнула и задержала дыхание. Она уловила запах, исходивший от этих мужчин: смешанный запах олифы, краски, свежего цемента и известки. Можно было с уверенностью предположить, что перед ней строители.

Присмотревшись, она увидела, что медленно приближавшиеся к ней люди одеты во что попало, но у всех одежда заляпана пятнами краски и извести.

У людей были странные лица, загорелые, широкие, неподвижные. Но их глаза пылали жаждой насилия.

Вероятнее всего, это были рабочие с ближайшей стройки. Сборище представителей среднеазиатских республик плюс значительное количество молдаван и украинцев. Люди, приехавшие в Москву за деньгами. Москва могла предложить им единственный вид заработка — с утра до вечера корячиться на стройке за мизерную плату.

Джулия читала ненависть в их глазах. Это была ненависть ко всем москвичам, которых обойденные жизнью работяги считали богатеями. Их судьба — горбатиться на строительстве жилья для таких вот, как эта рыжая красотка, которая бездельничает, бродит здесь по пустому парку.

Вероятно, компания строителей не впервые отмечала таким образом окончание рабочей смены. Они знали, что делают. Взяв Джулию в кольцо, мужики радостно гоготали, обменивались на ходу гнусными репликами на разных языках в предвкушении того момента, когда сдерут одежду с молодого тела и будут насиловать его, ссорясь из‑за очереди. Они будут терзать ее до тех пор, пока дух не покинет ее сам, либо оттащат в кусты и там задушат. Милиция вновь спишет преступление на загадочного маньяка. Через месяц–другой труп в морге вынут из холодильника, засунут в брезентовый мешок с биркой и похоронят неопознанное тело в одной яме с вонючими спившимися бомжами.

Джулия очнулась от забытья. Да что же это с ней? Куда девалась ее отвага? Неужели она забыла о сыне, о Савелии, обо всех тех, кто ее любит и ждет? Эти мысли придали ей сил. Мозг заработал, как счетная машинка.

Для начала Джулия вспомнила уроки Савелия.

«Хочешь справиться с толпой — найди в ней слабое звено, — говорил ей ласковый родной голос. — И тут же, не раздумывая, разбей его. Пока толпа придет в себя, ты уже будешь далеко, и у тебя появится время подумать, что делать дальше».

Мужчины подошли на расстояние десяти — пятнадцати метров. Их было человек двадцать, грязных и страшных. Работяги облизывались, вытирали о брезентовые штаны трясущиеся от возбуждения руки и не отводили от женщины глаза. Они взглядами ощупывали ее фигуру, грудь, принюхивались к волнующему запаху между ее ног. Пока они не принялись за дело, надо действовать.

Глаза Джулии моментально вычислили «слабое звено». Худой таджик, успевший после смены переодеться в пестрый халат и нацепить на голову тюбетейку, приближался вразвалочку, почесывая редкую бороденку и гнусно оскалясь. Его так захватило сладострастное предвкушение мужской радости, что он не замечал, как из его рта капает слюна. Он сейчас думал не головой, а тем, что у него в штанах. Этим и следовало воспользоваться.

Никто из строителей так и не понял, что же произошло. Словно молния мелькнула в воздухе. Прошла буквально секунда, и в центре круга было пусто. Работяги обменивались недоуменными взглядами. Вдруг тишину парка прорезал резкий хрип. Строители разом обернулись и увидели, как один из их товарищей, тот самый таджик, стоял, раскачиваясь, схватившись руками за горло и глядя на приятелей остекленевшим взглядом.

Между его пальцами струилась кровь, которой становилось все больше. Кровь залила восточный халат. Таджику было трудно дышать. Он со свистом вдохнул. Это был его последний глоток воздуха. Руки бессильно опустились, и окружающие с ужасом увидели на месте кадыка глубокую дырку с рваными краями.