Он подумал и прибавил с пафосом:

— А ведь я готов был на ней жениться!

— Что ты несешь! — возмутился я его наглостью. — Ты утром собирался дать ей пинка под зад!

— Надо было дать! — ответил он с сожалением. — Ты помешал! Из-за тебя все и получилось!

Отдел по борьбе с организованной преступностью, куда нас привезли, находился в здании бывшей школы. Нас втащили на второй этаж, в узкий коридор и, посадив на корточки, приковали наручниками к чугунной батарее, так, что мы не могли ни выпрямиться, ни опуститься на пол. В конце коридора собралось несколько бойцов. Они кидали в нашу сторону враждебные взгляды, готовясь растерзать нас в клочья.

На белый костюм Храповицкого, измазанный кровью и грязью, было жалко смотреть.

— Володя, заканчивай этот балаган! — упрашивал я. — Мы же здесь всю ночь проторчим.

— Не ной! — оборвал Храповицкий. — Знаешь, почему я не уважаю боксеров-любителей?

— Почему? — спросил я безнадежно.

— Больше трех раундов не выдерживают!

Я понял, что он настроился серьезно. В эту минуту появился капитан, который забирал нас от гаишников. Рядом с ним шли двое с дубинками. Мне сразу стало скучно. В руках капитан крутил мое служебное удостоверение.

— Как твоя фамилия! — требовательно осведомился он у Храповицкого.

— Решетов, товарищ майор! — гаркнул Храповицкий на весь коридор.

Капитан посмотрел на него подозрительно.

— А это тогда кто? — кивнул он на меня.

— Этого хулигана я вижу первый раз в жизни! — заявил Храповицкий. — Напал на меня в машине! Подозреваю, что это переодетый сотрудник ГАИ. Скрытый сексуальный маньяк!

На нас обрушились дубинки.

Спасение пришло минут через сорок. К этому времени на мне не было живого места. Ноги так затекли, что, если бы не наручники, я бы, наверное, упал. Прикованная рука, казалось, вот-вот оторвется. Окровавленный Храповицкий еле шевелил разбитыми губами, но стойко продолжал куражиться.

Раздались торопливые шаги, и в коридор ворвался запыхавшийся начальник городского УВД. Рядом с ним семенил его заместитель. За ними бежал капитан и что-то в ужасе пытался объяснить ему на ходу.

— Владимир Леонидович! — в ужасе запричитал с порога начальник. — Дорогой! Да как же это! Да что же это такое!

Он повернул к капитану покрасневшее от ярости лицо.

— Ты знаешь, осел, кто это! Ты что, скотина, погонов лишиться захотел?! Да я тебя, урода, в порошок сотру! Владимир Леонидович, вы уж извините!..

— Я требую массовых репрессий! — пробормотал Храповицкий охрипшим голосом. — Как председатель комиссии по правам человека на нефть… — Он не договорил и уронил голову на грудь.

Я думал, капитана хватит удар. Бледный как мел, он залепетал что-то нечленораздельное. Через минуту с нас, наконец, сняли наручники, и мы мешками повалились на пол. Храповицкий потер распухшими руками свое превращенное в месиво лицо. Начальник УВД и заместитель подхватили его под руки и, подняв, бережно повели к выходу. Я, покачиваясь на онемевших ногах и морщась от боли, брел следом.

— Вы уж это, — лепетал капитан, забегая то с одной, то с другой стороны. — Я же не думал… Войдите в мое положение… Меня же теперь…

Я только отмахнулся.

Уже потом выяснилось, что после нашего ухода Марина обнаружила сумку Храповицкого с документами и позвонила начальнику его охраны. Тот, после нескольких безуспешных звонков шефу, разыскал Гошу. Поскольку мой телефон молчал, равно, как и телефон Храповицкого, они среди ночи подняли начальника городского УВД. И тот после долгих поисков обнаружил нас там, куда нас доставили.

У выхода в полном составе и боевой готовности выстроилась охрана Храповицкого и моя. Кажется, они были готовы брать здание штурмом.

Чтобы мы не натворили чего-нибудь еще, домой нас повезли в сопровождении милицейских машин с мигалками. Первым доставили Храповицкого, который по дороге мирно задремал, предварительно сообщив мне, что он сейчас придет. И попросив никуда не убегать. Охрана бережно внесла его в дом, где уже металась близкая к обмороку Олеся. После чего вся колонна машин с торжественным воем проследовала к моему жилищу.

На следующий день Храповицкий позвонил мне часов в двенадцать. Я сидел дома, чтобы не пугать своей внешностью случайных прохожих на улице.

— Ну, как ты там? — спросил он бодро.

— Нормально, — мрачно ответил я. — А ты?

— Живой, — отозвался он, как ни в чем не бывало. — Ты, кстати, что такой подавленный? Случилось что-то?

Я не стал реагировать на это проявление юмора.

— Есть новости, — объявил он. — Только что звонил Егорка. Через две недели летим в Голландию. По нашему проекту. Как раз синяки сойдут. В понедельник тащи паспорт, а то визу не успеют оформить.

— Николаша тоже летит?

— Николаша будет сидеть дома. Папа подумывает о том, чтобы захватить с собой малолетку, ну, помнишь, о которой он в нашем спортзале рассказывал? Не знает пока, кем ее оформить в делегации.

Храповицкий неодобрительно хмыкнул. Шеф, как и я, избегал интимного общения с несовершеннолетними. Он предпочитал серьезных, степенных женщин лет восемнадцати-девятнадцати. Желательно, натуральных блондинок, разведенных, с опытом семейной жизни.

— Вообще-то, по большому счету, это не наше дело, — продолжал он. — Вопрос в другом. Кого мы будем ему представлять в Амстердаме в качестве нашего партнера? Этот Васин голландец, он, как, приличный?

— Очень! — выразительно ответил я, содрогаясь от воспоминания о пережитом в «Фантоме».

— Так я и думал! — вздохнул он. — Черт, пока наши юристы закончат с подбором и организацией фирм, пройдет не меньше двух месяцев. Нельзя терять время. Сейчас Егорка загорелся! Надо ловить момент. Короче, придется довольствоваться Васиным криминальным элементом.

— Ты собираешься выдавать его за серьезного бизнесмена? — спросил я с сомнением.

— А что нам остается делать?! На следующей неделе пошлю туда директора нашего московского представительства. Пусть приоденет этого голландца, даст ему немного денег и научит, что говорить. Да, чуть не забыл! — спохватился он. — Надо бы и нам кого-нибудь с собой взять.

— Девчонок? — уточнил я.

— Этого добра там хватает! Я вообще-то думал о том, кто будет развлекать компанию. Ну, ты понимаешь, о ком я говорю. Такого клоуна, что ли.

— Васю! — подсказал я.

— Допрыгаешься! — пригрозил он. Предполагалось, что он не поощрял, когда я непочтительно отзывался о его партнерах. Думаю, если бы я начал отзываться о них с уважением, то не протянул бы и дня.