Из макушки грызуна торчал датчик, придавая ему вид музыканта-киберпанка.

Все, казалось, функционирует отлично. Мышь могла бегать, ее глаза следили за объектами, проходящими перед ней. Она умела защищаться лапками от нападения авторучки. Так как, если приглядеться, белые шерстинки образовывали на черной голове выразительную бородку, Самюэль Феншэ и Жан-Луи Мартен решили назвать мышку Фрейдом.

Оставалось лишь протестировать рукоять. Психоневропатолог подключил электрический провод к датчику и дал слабый разряд. На мгновение застыв от неожиданности, Фрейд, кажется, занервничал. Он лихорадочно дергал правой лапкой.

«Ему больно?»

– Не знаю. Это ощущение его скорее удивило.

«Как узнать, нравится ему или нет?»

Проще всего было дать рукоять самому грызуну. Самюэль Феншэ поместил ее перед лапами мыши и подсоединил провода к электрической батарейке. Фрейд недоверчиво понюхал рукоять, но к ней не прикоснулся. Тогда Феншэ дотронулся до рукояти двумя пальцами, чтобы показать результат.

Пораженная током, мышь застыла. Она поняла.

«Это причиняет ему боль?»

Как только человеческие пальцы отпустили мышь на свободу, она вцепилась лапами в рукоять и опустила ее. Последовал разряд. Мышь подняла механизм и тут же дала себе второй разряд. Затем третий.

– Можно сказать, что ему нравится, – прокомментировал врач.

Мышь не переставала яростно опускать и поднимать рукоять. Она как будто перекачивала воду из колодца, чтобы поднять со дна эликсир, который чувствовала лишь она.

Легкая приятная музыка. Он массирует ей плечи. Ласкает ее. Затем она предлагает ему продолжить утехи в спальне...

Самюэль Феншэ посадил Фрейда в клетку с двумя выходами. С одной стороны – рукоять, стимулирующая Последний секрет. С другой – сгорающая от страсти самка.

Они на кровати.

Лукреция чувствует, как ее пальцы нерешительно касаются его кожи. Представлять или действительно чувствовать стимулирует одни и те же зоны мозга. Далее, гость очень медленно снимает с нее одежду, под которой оказывается темно-синее кружевное белье...

Самочка выставила напоказ свои ягодицы, ставшие пунцовыми от желания. Из ее потовых желез выделяется коктейль сексуальных феромонов, попахивающий опием.

Фрейд потянул носом по направлению к самке, взглянул на нее. Та ходила вразвалку и попискивала, приглашая самца к многообещающим утехам.

Он медленно осыпает ее тело легкими поцелуями, шепчет в ушную раковину «я люблю тебя»...

Фрейд смотрит на мышь-самку, которая принимает вызывающие позы. Он двигает круглыми ушами и выпуклой мордой, улавливающей феромоны. Усы его дрожат.

Не знаю, что это, но это интересно, возможно, подумал Фрейд.

В глубине другого прохода он замечает рукоять.

А вот это выглядит еще интереснее.

Раздев Лукрецию, гость приподнимает одеяло, и они оба оказываются под ним, как в шалаше. Ласки, не слишком быстрые и не слишком медленные, сосредотачиваются на эрогенных зонах. Она жадно целует его и прижимается к его телу. Она чувствует, как ее плоть трепещет рядом с его плотью...

Не колеблясь и доли секунды, Фрейд бросается к рукояти. Рассерженная самка ругает его на мышином языке. Но Фрейду до этого и дела нет. Ничто для него не может сравниться с интересом, заключенным в рукояти.

Она рассматривает своего гостя и решает, что он глуповат. Она размышляет:

Мммм... Нет, милый песик вроде этого меня быстро утомит.

Он тут же исчезает.

Так кто же мне нужен? Кинорежиссер. Кто-то, способный выстроить мизансцену, чтобы меня поразить. Наверное, приятно оказаться героиней фильма или романа.

Она представляет режиссера, который устанавливает декорации, свет, подбирает костюмы. Диалоги становятся острее, движения хореографичнее. Обнаженные любовники снова на кровати. Несколько свечей, фимиам, музыка подчеркивает каждое действие. В зеркалах, которые режиссер расставил повсюду, Лукреция может видеть себя и своего партнера в разных ракурсах.

Да ну. В конце концов он мне тоже надоест.

Вдруг она приходит к выводу, что мужчины определенно ниже ее уровня.

Все они так предсказуемы.

Больше она никого не впускает в замок своей мечты.

Она идет в спортзал и мысленно занимается спортом. Но спорт, даже воображаемый, вызывает жажду и голод. Ей хочется есть. Она представляет, что открывает огромный холодильник, заполненный едой. Это успокаивает. Она приглашает на пир подруг и готовит «штучки, от которых толстеют». Картофель с молоком, маслом и сыром, лазаньи, лотарингские запеканки, фаршированные томаты (без кожицы, она ее плохо переваривает), цыпленок на вертеле в соусе соте, лососевое суфле. И самое извращенное блюдо: тулузское рагу из мяса гуся и жареной фасоли (до сих пор она не позволяла себе этого даже в мечтах!).

Самюэль Феншэ и Жан-Луи Мартен повторили опыт, но на сей раз не со страстной самкой, а с едой. Они не кормили Фрейда два дня. Затем Самюэль Феншэ посадил его в клетку с двумя выходами. С одной стороны – куча аппетитных кушаний: сыр, яблоко, миндальное пирожное. С другой – рукоять.

Она сидит со своими лучшими подругами, обсуждая за едой любимый предмет: мужчин. Они потягивают кофе, объедаясь жирными пирожными с кремом. Вдруг она чувствует, что ей чего-то не хватает. Сигарета. Она спрашивает подруг, нет ли у них сигаретки, и те отвечают: «Да, конечно». Они дают ей прикурить, она курит. И тем не менее ее тело по-прежнему требует никотина. Тогда Лукреция просит еще сигарет и затягивается ими всеми сразу. Она приклеивает на руки никотиновый пластырь. Она лепит его на себя по всему телу. Но ей не хватает никотина в крови. Подруги дают никотиновые жвачки. Ей все равно мало.

Происходит что-то удивительное: стены трескаются. Подруги трескаются. Еда гниет на глазах. Испуганные подруги видят, как от их тел отпадают куски, будто их поразила проказа. Вокруг нее все гниет и рушится.

Лишь она остается нетронутой в бесконечно гладком мире, похожем на гигантский бильярдный шар. Одна на ровной планете, без единой звездочки или Луны на небе. Ее охватывает огромное чувство тревоги. Она просыпается, открывает в темноте глаза. Надо скорее восстановить воображаемый замок. Она старается, поднимает каждую стену одну за другой, ставит крышу. Она зовет подруг. Они неторопливо прибывают с тележкой, заполненной тысячами пачек сигарет. Она курит их десятками. И ей все еще мало. Крыша замка рассыпается. Словно песочный замок. Подруги превращаются в маленьких крабов, сжимающих в своих клешнях дымящуюся сигарету. Она хватает их, и крабы зарываются в песок. Она снова оказывается одна рядом с кучей песка и неимоверной жаждой никотина в крови.