Они же знают, о чем говорят. Значит, волноваться не о чем. Я хочу сказать, ее, конечно, жаль, беднягу. Но…

– Ты не понимаешь! – почти кричит Юэль. Он замечает, что люди на настиле смотрят на него, и снова понижает голос: – Непонятно, как она вообще смогла это сделать. Я бы не смог. Особенно со сломанной рукой.

– Мы же постоянно слышим о людях, которые гораздо сильнее, чем кажется, – говорит Бьёрн. – Ты же знаешь, есть мамы, которые способны поднять машину, чтобы спасти своего ребенка, и тому подобное.

Юэль останавливается. Силы, необходимые ему, чтобы снова начать возражать, покидают его. Он не видит в этом смысла.

– Конечно, – соглашается он. – Пусть будет так. Я позвоню, если появятся покупатели на дом, но ты обещаешь скоро приехать, да?

– Естественно, – говорит Бьёрн, и у него хватает наглости изображать оскорбленные чувства. – Ты не должен думать, что мне просто-напросто наплевать.

Нина

Крики Моники слышны даже в квартире Г2, несмотря на то что это на три квартиры дальше. Даже когда они замолкают, Нине кажется, что она все еще слышит эхо. Крики напоминают ей о детстве, когда она слышала, как мама с друзьями буянит по пьяни. Их голоса казались другими, словно демоны вселялись в тела пьяниц.

Сейчас только полседьмого. Нина не знает, как ей выдержать остаток вечерней смены.

– Кто-то должен заткнуть эту бабу, – говорит Петрус. – Может, ей не хватает члена. Это бы ее заткнуло. Могу засунуть его ей в глотку.

– А как заставить замолчать вас? – усмехается Нина.

Петрус довольно смеется.

Нина переливает содержимое мочеприемника в пластиковую бутылку. Идет к раковине в прихожей и выливает темно-желтую мочу. Тщательно ополаскивает бутылку. Снимает перчатки и возвращается к Петрусу. – У вас есть все необходимое? – спрашивает она, поправляя одеяло у него на груди.

Из квартиры Г6 снова доносится крик. Он распространяется повсюду через стены и пол.

– Сегодня ночью работает та, из телевизора? – спрашивает Петрус.

– Кто? Нет. – Нина качает головой.

Из-за криков Моники ей трудно сосредоточиться.

– Жаль. Она моя любимица.

– Спите. Если повезет, возможно, она вам приснится.

Петрус ухмыляется. Секундой позже его рука вылетает из-под одеяла и хватает Нину за руку.

Она вскрикивает, когда пальцы мужчины впиваются в кожу:

– Отпустите меня!

– Может, ты составишь мне компанию?

Нина тянет руку, старается ее высвободить. Пытается разжать пальцы Петруса, не сделав ему больно.

– Ты же наверняка настоящая дикая кошечка, а?

Нине удается вырваться, она быстро отступает назад, чтобы Петрус до нее не дотянулся. Тяжело дышит. Петрус довольно ухмыляется. Но улыбка сходит с его губ, когда Моника снова кричит.

– Бабы должны молчать! – орет он.

Нина выключает лампу и опускает жалюзи, а потом выходит из квартиры.

Она находит Нахаль в комнате для персонала. Та толстым слоем намазывает масло на хлеб.

– Будиль проголодалась, – говорит она.

Снова крики из квартиры Г6.

– Я только что заходила туда, – продолжает Нахаль. – С ней все в порядке. Думаю, ей просто нужно внимание.

Нина кивает:

– Пойду посмотрю.

Нахаль кладет кусок хлеба на тарелку. С сомнением смотрит на Нину:

– Ты уверена? Если идти у нее на поводу, возможно, это не прекратится никогда.

Нина знает, что Нахаль права, но это неважно. Не пойти она не может. Она снова вспоминает пьяные драки в крошечной квартире в Иттербю. Страх, который испытывала, вылезая из постели, чтобы узнать, что происходит. Это было неприятно, но оставаться и фантазировать еще хуже.

Нина идет в квартиру Г6. Когда она нажимает на дверную ручку, крики изнутри квартиры внезапно стихают.

Вот видишь. Она просто хочет внимания. Можно не заходить.

Нина заходит. В квартире полумрак. Лишь тяжелый, золотистый свет просачивается сквозь жалюзи. Она слышит сопящее дыхание Моники.

– Моника? – зовет Нина. – Как вы?

Ответа нет.

Нина заходит в комнату. Видит старуху, которая сидит в постели, прижавшись к стене. Тень среди других теней. Нина подходит и включает прикроватную лампу. Моника прикрывает глаза рукой. Рукава на ее большой футболке сползают вниз, обнажая волосатую подмышку и сеть синих сосудов на бледной коже внутренней стороны руки.

– Простите, – извиняется Нина. – Я только хотела убедиться, что с вами все в порядке.

Снова сопение, но на этот раз Моника хихикает:

– Ты такая молодец. Во всем-то у тебя порядок. – От криков голос ее осип. Глаза блестят. – Совершенно неважно, сколько еды ты заталкиваешь в холодильник, сколько убираешься, стираешь и моешь. Ты навсегда останешься грязным ребенком алкоголички.

Кажется, за пределами конуса света от лампы комната сжимается. Тени сгущаются со всех сторон.

– Твоя мама мне рассказала, – продолжает Моника. – Ты убила ее.

Кровь схлынула с лица Нины. Оно стало неживым.

– Перестаньте, – тихо произносит она. – Пожалуйста, перестаньте.

– Как ты могла убить собственную мать?

– Я ее не убивала.

– Скажи это ей, если осмелишься. Она стоит у тебя за спиной.

Мышцы вокруг копчика сжимаются.

Не оборачивайся. Не оборачивайся.

– Кто вам это сказал? – спрашивает Нина.

Моника улыбается:

– Я же уже рассказывала тебе. Она сидит на диване и все трещит да трещит, я едва за ней поспеваю.

Кто вбил это Монике в голову? Юэль? Нет. Он не знает, что произошло. Даже Маркус не знает.

Никто не знает. Это все фантазии Моники.

– Не хочешь поговорить с ней? – ехидно спрашивает Моника.

– Нет.

Нина отходит от кровати на несколько шагов. Не смотрит на диван, поворачивается и бежит к двери. Но ей кажется, она чувствует слабое дыхание, наполненное запахом перегара и вызывающее тошноту.

Мама.

Нина выходит в коридор и захлопывает за собой дверь. Нахаль выглядывает из квартиры Будиль. Как-то странно смотрит на нее.

– Что-то случилось? – спрашивает она.

Нина не может выдавить из себя ни звука. Ей удается только помотать головой.

По ту сторону двери снова начинаются крики.

Юэль

Он оставил Лену Юнссон в доме. Через несколько часов придут возможные покупатели. Незнакомцы будут ходить среди маминых вещей, открывать двери и заглядывать в каждый уголок дома, оценивать то, что составляло ее мир в течение пятидесяти лет. А сама она об этом даже не подозревает.

Юэль заезжает в супермаркет, покупает большую шоколадку с апельсиновой крошкой, мамину любимую.

Когда перед ним открываются двери «Сосен», кажется, что разверзается пасть, которая вот-вот его проглотит. Внезапно Юэлю хочется убежать. Он не желает знать, что ждет его внутри, в каком состоянии сегодня мама, что она скажет на этот раз. Но он заходит.

Мама сидит вместе с Лиллемур и Виборг