— Для меня это тоже потеря, — сказал Кирилл, когда оба сели.

Харальд молча кивнул, глядя в полированную поверхность длинного стола.

— Как леди Адретт?

Министр поднял глаза и растянул губы в улыбку:

— Поверите ли, сир… Не знаю.

Кирилл зябко передернул плечами, покрытыми мундиром без знаков различия.

— Появились какие-то люди, — нехотя признался Харальд, — которые, видимо, могут лучше меня понять ее… потерю. И поддержать ее. Я причислен… к виновникам.

— Руб всегда был тем, о чем другие могли только мечтать. Никто, кроме него, не…

— Умоляю вас, сир. Эстергази слышать не могут сейчас о героизме.

— Я тоже, — Кирилл нахмурил белесые брови. — Грешным делом, пусть бы тот АВ болтался. Изыскали бы другой способ, без самоубийственного вдохновения.

— Ваше Величество, — произнес Харальд, поднимая глаза, совершенно черные на лице, словно присыпанном мукой. — Я прошу об отставке.

— Что?!

— Я хороший пилот, хотя кое-какие навыки придется восстановить. На «Фреки» я мог бы принести пользу. Нижайше прошу освободить меня от занимаемой должности. Я должен стрелять.

— Нет, вы не можете! — Кир вскочил на ноги и забегал беспорядочными кругами.

— Я должен перед памятью сына.

— Пока мне не исполнилось пять, у вас было два сына, Харальд. Один раз вы меня уже отдали… им. Знали бы вы, чего мне стоило избавиться от мысли, будто вы оставили себе того, который получше! Гены императора Улле — пропади они пропадом — для ребенка вещь абстрактная. Хотите сделать это еще раз?

— Мужчины исполняют свой долг, сир. Я — мужчина. И вы тоже.

— А Руб так и вовсе был олицетворением достоинств в их превосходных степенях. Я знаю, и я — согласен. Вы нужны мне больше. Вы не можете бросить меня одного среди всех этих идиотов по праву рождения. Со взором горящим они убеждают меня, будто планета с радостью умрет за меня, и приводят в пример вашего сына! Население Зиглинды состоит не только из военных пилотов, а я воюю не за свое императорское достоинство. Среди этой толпы вгрызающихся в пирог лишь вашим суждениям я могу безоговорочно доверять. Я собираюсь просить военной помощи у Новой Надежды. Никто не знает, во что это выльется. Вы полетите со мной. Пожалуйста. Не оставляйте меня наедине с этим страхом. Каждый воюет как может. Я тоже, — он помедлил, — военный пилот.

* * *

Стоя посреди безлюдной площадки перед Главным Управлением Компании, Натали ошеломленно перечитывала только что врученное уведомление — стандартный кусок желтого штампованного пластика.

«В связи с сокращением объемов пассажирских переволок… уменьшением общего количества рейсов на линиях… Компания пользуется нравом расторгнуть трудовое соглашение… Империя позаботится о вас… будете трудоустроены согласно нуждам военного времени». Горстка мелочи на кредитной карточке. Все.

Давно к тому шло, вовсю пахло жареным, и те, кто побойчей, уже воспользовались связями, укрепив почву под ногами и подготовив плацдарм к отступлению. Натали, пребывавшая последние недели попеременно то в эйфории, то в ступоре, то в сладких грезах, в делах житейских показала себя сущей дурой. Впрочем, если подумать, обратиться за помощью ей было особенно не к кому. Разве что к Никс… К Никс, скорее всего, уже очередь выстроилась.

Ну и куда ее теперь трудоустроят?

Барышни с образованием из хороших семей могли рассчитывать на работу в цехах электроники. Сфера обслуживания и производства предметов потребления также стремительно сокращалась: Империя, вставшая под ружье, решительно ограничила аппетиты подданных. Закрылись увеселительные заведения, зато раскочегарились топки резервных мощностей. Правительство отрабатывало сценарий «Вторжение».

Вот в это горнило тебя и кинут, подруга. Империя не может позволить себе разбрасываться кадрами. Каждый винтик пристроен к делу. Даже князю не стыдно послужить заклепкой в «железном щите».

Невольно она подняла глаза к небу, затянутому плотными тучами. Тусклый свет красного карлика, сочась сквозь облачность, превращал небо в зловещий театральный задник. Ветер, завихряясь, хлестал пылью со всех сторон, а сама она, казалось, стояла в самом центре бури. Сигнал тревоги — сирена с одной из башен — как будто накликан был дурными мыслями. И тут же над корпусом администрации пронеслись поднятые по тревоге АКИ-перехватчики. Неподходящее время предаваться раздумьям о судьбе. Интуитивно наклонив голову, чтобы спрятаться скорее от пронзительного звука реактивных двигателей, чем от огня, готового хлынуть с небес — от огня едва ли помогло бы, да и от звука тоже спасало не слишком — Натали опрометью ринулась в ближайшее убежище.

Ей досталось место на скамье у входа. К счастью, это был бункер Компании, большинство укрывшихся здесь носили форменные рубашки и платья серо-голубого цвета и имели адекватное представление о дисциплине. Но и они, хаотически перемещаясь между Натали, прижавшейся спиной к холодной стене, и скудными источниками света, преображали сцену в полотно постмодерниста, ужаснувшегося самому себе. Неопределенность, бездеятельность и страх, цепкий шепоток слуха, передаваемого из уст в уста. Гул и вибрация систем очистки воздуха. Кремальера герметичной двери, служащая сосредоточием всех взглядов. Чувство дикого одиночества в охваченной ужасом толпе. Картина ада, выполненная приверженцем кубистической манеры, в противоположность светлой, деятельной, громкоголосой Валгалле. Где-то так, в рамках господствующей если не религии то общепринятой культурной схемы.

Впредь ей придется пользоваться городскими бункерами. Там будут дети, а значит — истерика. Сегодняшний, коснувшийся сознания шепоток был насчет того, что муниципальные службы в спешном порядке готовят подземные площади под расселение: на случай массированных бомбардировок. Резервисты-мужчины наземных родов войск были мобилизованы, прочие находились в готовности номер один, здоровым молодым женщинам также рекомендовано было освежить в памяти военные специальности на случай отражения десантов. «Не исключено», — так звучала правительственная формулировка. Занятых в военном производстве это, впрочем, не касалось. Другое дело — на военное производство могли встать пенсионеры, инвалиды и матери семейств.

Неужели он не защитит меня?

Этот налет продолжался особенно долго. Заключенным в бункерной утробе даже раздали обед — дешевые армейские консервы с саморазогревом. Давясь, Натали съела весь брикет со вкусом говядины. Припасенный на потом, он станет совершенно негоден к употреблению. К «Сэхримниру» следовало привыкнуть — если пайки войдут в систему. Нигде не существовало статистики, согласно которой сбалансированный, медицински одобренный и официально утвержденный корм для «армейского скота» наносил пищеварению сколько-нибудь существенный вред. Утешайся этим.

К счастью, торопиться, мучительно ерзая на скамье, было некуда. Дома никто не ждал, а исполнять обязанности… что ж, ее только что уволили. Пытаясь успокоиться посреди накатывавших со всех сторон волн безмолвного безумия, Натали прикрыла глаза, активируя свой собственный маленький секретный арсенал.